— Во…, ещё один сексуальный маньяк есть… Сейчас, прапорщик, мы тебя на второй этаж сдадим, — и опять смеялись. Женщина подо мной постепенно затихала и я не знал, что мне делать — то ли её отпускать, то ли держать? Наконец-то она затихла и я, смущённый и красный, слез с неё и встал рядом со столом.
— Ну ты, прапор, и даёшь? — Продолжали веселиться врачи и на громкий смех в кабинет заглянули и члены комиссии и тоже заржали как кони, узнав причины веселье. При этом женщина продолжала лежать на полу без движения и признаков сознания.
Как оказалось, я вмешался во врачебный эксперимент. Больная была женой офицера, пианисткой. Причём очень талантливой и на многих конкурсах в Союзе занимала первые места. Ну, а как талантливый и творческий человек, имела тонкую и нервную натуру. Что послужило толчком, для того чтобы она «слетела с катушек» и оказалась на первом этаже десятого отделения, меня не стали просвещать. Но она здесь лечилась два месяца и вроде бы шла на поправку. И чтобы убедиться в этом, врачи и провели «провокацию», результат которой я и видел. Ей, оказывается, ещё надо лечиться.
— Вот так то, прапорщик. Ну, если хочешь ей помочь… На, ватку с нашатырём и приводи её в порядок.
Я сунул ватку, слегка хлопнул по щеке и женщина открыла мутные глаза. Помог ей подняться с пола и усадил обратно на стул, где она осталась безучастно сидеть, даже чисто по-женски не реагируя на то, что сидит полуголая. Мне сделали знак рукой и я вышел в коридор, плотно закрыв дверь.
А через десять минут меня вызвали на мед. комиссию, где услышал вердикт врачей по Никифорову.
— Товарищ прапорщик, мы пришли к мнению, что ваш подчинённый больной и он не подлежит уголовному преследованию. По народному — тихо помешанный, это чтоб понятно было. Опасности он для людей не представляет и через несколько дней, подготовят на него документы и будет комиссован. Так что он уже переведён из камеры в общую палату, а завтра вы можете ехать в часть.
— Товарищ полковник, товарищи члены комиссии я не согласен с вашим диагнозом. Я его знаю полтора года, я его изучал, я его видел во всякой обстановке и знаю его лучше чем вы. И считаю, что он психически здоров. Я не понимаю, из чего вы исходили…
Председатель и члены комиссии заухмылялись и полковник поманил меня пальцем поближе к столу.
— Парень вроде бы ты неплохой и командир взвода ты видать хороший раз так уверен в здоровье своего солдата. Но понимаешь, в ГСВГ ежегодно регистрируется около 1300 тяжёлых преступлений и чтобы скостить этот процент, мы вынуждены признавать таких как Никифоров — больными. Я тебя прекрасно понимаю — этот солдат, вместо того чтобы получить справедливое наказание, сейчас будет уволен раньше всех и спокойно поедет домой. Но ты не беспокойся, ему бы лучше в тюрьме отсидеть, чем это клеймо носить всю жизнь.
У Савельева тоже солдата признали дураком и мы оба спокойно собирались завтра выехать в свои части. Во второй половине дня в нашей комнате нарисовался высокий и приятной наружности старший лейтенант с огромным чемоданом «Гросс Германия».
— Фу… Здорово парни, — старший лейтенант затащил чемодан и расслабленно плюхнулся на стул, — принимайте в свою компанию.
— Принимаем.
— А я приехал охранять своего ёб…того бойца, — вчера действительно привезли нового подследственного и санитары за что то договорились с нашими бойцами, чтобы те тоже за ним приглядывали. — А вы чего здесь?
— А мы всё…, от охранялись и завтра с утра уезжаем. За месяц надоело до чёртиков…
— Понятно. Меня зовут Миша, — и протянул нам руку. Мы представились и следующий вопрос явно его волновал, — Как тут с женским персоналом? А то мне сказали знающие — не проблема. Я вон целый чемодан гражданки привёз, чтоб в свободное время шарахаться.
Через полчаса, сидя за выпивкой, которую выставил Миша, он аж подпрыгивал от возбуждения. Был он холостяком, в Германии отслужил всего только год и успехом он тут будет пользоваться «в полный рост». На вечерний сеанс мы пошли вместе, а вот выходили порознь. Мы вдвоём и в сторону деревенского гаштетта, а он окружённый большой девичьей ватагой, двигался впереди нас в ту же сторону. И теперь мы воочию и со стороны наблюдали конкурс женской красоты, делёжку и бабские разборки. А старший лейтенант купался в лучах женского обаяния и мы были рады за него и даже может слегка завидовали. Месяц у него пройдёт феерически. Главное чтобы концовка была благополучная.
В полку и в дивизии, когда я представил медицинское заключение по Никифорову, всё быстро успокоилось. Раз ДУРАК — ну значит ДУРАК. На этом всё и для всех закончилось без последствий. Но вот меня через две недели выдернули к начальнику штаба полка.
— Цеханович, оформляй документы на себя и Никифорова и вези его в Союз по месту жительства. — Огорошил и одновременно обрадовал начальник штаба полка. Огорошил неожиданностью, а обрадовал такой желанной командировкой в Союз, когда в течение 10 суток я могу перевести дух. Да и привезти из Союза нужные вещи.