… Строевой смотр дивизии шёл к завершению и всем уже порядком надоело стоять на плацу. Но впереди ещё было прохождение торжественным маршем, а после него ещё с песней. Короче, часа на полтора эта бодяга ещё затянется. Командир дивизии со своей свитой, обойдя офицерские шеренги, медленно продвигался вдоль солдатского строя: осматривал внешний вид, опрашивал и принимал от них жалобы и заявления. Вот они сдвинулись ещё вправо и добрались до солдат сержантов нашего полка. А ещё через десять минут послышалось, то чего я ожидал.
— Командир противотанковой батареи к командиру дивизии…, — Подошёл, доложился и замер.
— Товарищ капитан, послушайте, что докладывает ваш подчинённый. Ну-ка, товарищ сержант, повторите…
Груза чётко и толково повторил своё заявление и замер в строевой стойке, являя собой образец дисциплинированного «в жопу военнослужащего».
— Ну, что скажешь, товарищ капитан? — Строго спросил генерал. Кругом толпилась свита с нездоровым любопытством ожидая ответа от подзалетевшего капитана. У политотдельцев даже глаза заблестели от предвкушения разноса и готовности подключится к этому увлекательному процессу. Хоть и считался я нормальным офицером, и имел определённый авторитет, но из-за своей активной жизненной позиции, и прямолинейности хлопот политработникам добавлял. И дело даже не в майоре с политотдела, которому чуть не набил рожу — я замахнулся на их власть. Недавно у нас было отчётно-перевыборное партийное собрание: старый парторг уходил на другое место, а вместо него мы должны были выбрать нового. По традиции нового парторга назначал политотдел и коммунисты полка лишь утверждали его на должность. Но сейчас наступили новые времена и коммунисты полка выдвинули мою кандидатуру в противовес политотдела. И я имел почти 90 % вероятность прохождения. Со мной разговаривал НачПо, приезжали с политуправления округа, давили, угрожали, но я упёрся — Раз меня выдвигают коммунисты полка, то я не собираюсь их разочаровывать. Было довольно бурное собрание, где все крыли «Правду матку» и в пух и прах разносили политотдел и его работу, но в результате тайного голосования я неожиданно проиграл, чему все были немало удивлены. Девяносто пять процентов голосов, это мы потом опросили всех, было отдано мне, но под итоговым протоколом голосования стояла подпись нашего человека, которому мы доверяли. Уже потом, спустя несколько лет он признался — на него оказали жёсткое давление. Но это ещё будет, а сейчас НачПо только ждал, чтобы «разорвать» меня.
— Товарищ генерал, не достоин пока, да и не заслужил увольнения…
— Не понял? Как это так не заслужил? А три года в училище…, а три месяца на срочной службе? Как тут быть? Сержант переслуживает…
— Согласно положению о прохождении службы отчисленных курсантов за недисциплинированность, право увольнения принадлежит командиру подразделения, где данный военнослужащий проходит службу по представления рапорта по команде от командира подразделения, — почти на одном дыхании отчеканил я. Перевёл дух и одним движением достал из полевой сумки Карточку учёта поощрений и взысканий, — а вот, товарищ генерал, как служит сержант Груза.
Комдив взял в руку карточку, почитал и хмыкнул:
— Даже арест есть, а за что?
Из-за спины генерала выдвинулся полковник Григорьев:
— Это тот сержант, которого в рембате на воровстве словили.
— А…, это ты тот герой? Ну, тогда понятно. Вспомнил, вспомнил и про причёску мне рассказывали… Да, кстати, а чего ты избитый стоишь? Кто это тебя?
С того дня как Грузу отлупили офицеры с первого батальона вроде бы прошло достаточно времени и основные синяки прошли, но желтизна на лице явственно присутствовала, да и шрам ещё можно было считать свежим.
Сержант был не готов к этому вопросу, замялся, но быстро сориентировался, бросив мимолётный взгляд на меня:
— Это…, это, это когда я вечером шёл в штаб полка, за клубом арт. полка ко мне прицепились незнакомые солдаты и с ними подрался. С какого полка — не знаю.
Комдив повернулся к начальнику политотдела:
— Вот врёт же…, нагло врёт… Незнакомые солдаты…!? Я бы ещё поверил, хотя бы сделал вид, что поверил. Мол, шёл, поскользнулся и ударился лицом об батарею…, об тумбочку…, об табуретку… и так несколько раз. Возьмите, товарищ полковник, на заметку и разберитесь, кто это его так красиво расписал?
— А вы, товарищ капитан, имеете одного солдата и не можете его перевоспитать. Вам что не хватает? Времени что ли…? — Генерал уже повернулся ко мне и гневливо смотрел на меня.
— Ни как нет — хватает и воспитательную работу провожу в полном объёме, — я снова опустил, не глядя, руку в полевую сумку и выдернул оттуда «Дневник индивидуальной работы с личным составом» и сунул его генералу, — вот смотрите. Практически каждый день с ним ведётся часовая беседа на различные темы. Вот числа, время бесед и его подписи под результатами каждой беседы. Вот я и говорю — не заслужил ещё увольнения.