Ох, эта улыбка, которую я, подняв голову, вижу на лице Ганса Вамберга! Как судорога на тонких, словно лезвие бритвы, губах. То улыбается само преступление. На физиономии, которую я едва узнаю, проступает выражение садистского сладострастия.
Остается осилить эти десять минут. Эти десять минут - для нас бесконечность. Не умру ли я прежде, чем они истекут? Не лучше ли мне умереть?
Ганс устроился на маленьком стульчике возле моего стола. Он сидит, выпрямившись, с полузакрытыми глазами. У него теперь лицо человека, собирающегося с мыслями, лицо тореро, готовящегося к выходу на арену. Он так же бледен, у него тот же ничего не видящий взгляд.
Вдруг он поворачивается ко мне.
- Кто ему откроет, вы? - спрашивает он.
- Нет, вы.
- Он не поймет. Не захочет войти.
- Почему? Он меня никогда не видел. Он примет вас за меня.
Я не говорю - и это, пожалуй, единственный риск, на который я пошел в этом деле,- что Поль Дамьен мог видеть мою фотографию. Но не думаю. Для газет меня уже давно не снимали, а времена, когда Пюс носила мое фото в сумочке, относятся к самому началу нашего брака.
- А если он меня узнает? - снова спрашивает Ганс.
- Ну что ж, тогда никаких проблем. Но все же дам вам один совет: как бы он себя ни вел, не упоминайте об интервью. Переходите сразу в наступление, так, чтобы он не успел опомниться.
- Да, вы правы;- говорит Ганс.- Он наверняка очень хитер. Надо его опередить, захватить врасплох, чтоб он и охнуть не успел...
Признаться, я плохо представляю себе, какой будет предстоящая сцена. Я не могу в точности предвидеть все, что произойдет, как поведет себя Ганс и какова будет реакцию Дамьена. Оставляю шанс как одному, так и другому. Я передал свою ненависть Гансу Вамбергу, я создал ситуацию. Пусть они теперь сами разбираются.
А я буду себе смотреть, не вмешиваясь, с трибуны и болеть за своего. Тут можно говорить об определенном благородстве, ведь я не знаю, чем все закончится. И эта неизвестность, несомненно, самое лучшее, что есть в моей выдумке. Если бы в своих мечтах о мести я стремился к надежному исходу, я не стал бы так мучиться; отправился бы просто к Полю Дамьену и застрелил его.
Ну, ладно. Пора мне отправляться на мой пост. Подхожу к Гансу, похлопываю по плечу и молча поднимаюсь по лестнице, которая сегодня мне вовсе не кажется декорацией из бульварного спектакля. Сегодня она скорее напоминает мне эшафот.
Останавливаюсь на маленькой площадке: отсюда видишь всю гостиную, а сам остаешься невидимым. Лучшее место, прямо как в ложе.
Вижу Ганса, который мечется по комнате, постоянно возвращаясь к двери, откуда должен появиться его враг. У меня поистине такое впечатление, будто я присутствую на корриде, и мое сердце бьется как сердце настоящего aficionado[11].
Глава 9
Звонок. Словно звук античной трубы, возвещающей о начале смертельных состязаний.
Это Поль Дамьен звонит у входной двери. Не знаю, какое у него лицо, не знаю, на что похож этот призрак, бесцеремонно вторгшийся в мое сознание многие недели назад. Он стоит за дверью так же, как три дня назад Ганс, с его жуткой тайной, доживавший свои последние мгновения неизвестного чудовища.
Ганс, медленно, тяжело ступая, направляется к двери. Мне кажется, я вижу все, как в замедленном кино.
Кончено. Никакой тайны больше нет. Ганс открыл дверь, и на пороге виднеется фигура Поля Дамьена. Я еще не различаю как следует черты его лица, но знаю что способен теперь узнать из тысячи любовника моей жены. Эта дрянь выбрала не лишь бы кого! В нем нет ничего от жалкого писаки. Крепкий, высокий, он чем-то напоминает офицера, а еще - человека, который всегда чувствовал себя в жизни непринужденно. Вижу, как блестят пуговицы на его куртке.
- Я - Поль Дамьен,- говорит он.
- Входите,- хрипло произносит Ганс.
Мгновение Поль Дамьен, кажется, пребывает в нерешительности. Смотрит на Ганса. Сердце в моей груди бешено колотится. Если он меня знает, если видел недавно мою фотографию, это тут же станет ясно. Он скажет, например, "Я бы хотел поговорить с господином Луи Жоффруа". Или же: "У меня назначено свидание с господином Луи Жоффруа".
Он не произносит ни слова. Он входит. Ганс закрывает за ним дверь, а у меня такое ощущение, будто захлопнулась западня. Ну, вот и все! Поль Дамьен, увидев Ганса, не сомневается, что перед ним муж Франсуазы.
Итак, это то, что авторы водевилей называют квипрокво. Можно даже сказать, что речь идет о безукоризненном квипрокво, созданном мной по всем правилам искусства. Только с нами-то все происходит не в водевиле, а в жизни.
Впрочем, жертва квипрокво не выглядит .комично. Он дошел до середины комнаты, и теперь я прекрасно вижу его лицо. И понимаю, почему мне сразу почудилось в нем что-то от офицера. Такая у него выправка. Квадратные плечи, квадратное лицо, квадратный подбородок. Женщины частенько питают слабость к такого рода самцам. Они внушают спокойствие. Женщина кладет свою нежную, хрупкую головку на эти квадратные плечи и думает, что сможет вот так в полной безопасности преодолеть тот бурный океан, каким является жизнь.