Коротко, ежиком подстриженные волосы. Жесткий взгляд голубых глаз. Не просто офицер, а офицер морской. Так и вижу: вот он стоит, прямой, невозмутимый на капитанском мостике, а корабль вот-вот пойдет ко дну! Что, впрочем, не замедлит случиться и с ним самим.
Ну, Ганс, твой ход! Давай вперед! В атаку! Не дай ему прийти в себя, иначе ты пропал, и я вместе с тобой!
Вижу, как Ганс осторожно и бесшумно приближается к нашему неприятелю со спины. Черт побери, не собирается ли он сразу его укокошить? Казнить вот так просто, без всяких объяснений? Не надо, Ганс, успокойся, возьми себя в руки, умоляю тебя, не лишай меня удовольствия!
- Мосье,- говорит Ганс,- я должен сразу же задать вам один вопрос.
Уф! Я перевожу дыхание. Если он начинает задавать вопросы, значит, я услышу замечательный диалог, о котором мечтал.
- Слушаю вас,- холодно произносит Дамьен.
- Вы меня помните? Вспоминаете, что уже встречались со мной?
Этого следовало ожидать! Его, Ганса, навязчивая идея! Вижу, как Дамьен поворачивается к нему и, не стесняясь, внимательно разглядывает его лицо.
- Нет,- говорит он наконец.- Право же, нет.
- Я думал... Вообще не исключено...- бормочет Ганс.
- Нет, я вас никогда не видел,- на этот раз тон Дамьена категоричен.
Гансу будто становится легче. И он тут же, бросаясь в атаку, злобно произносит:
- В этом случае, мосье, давайте сразу установим факты. Слушайте меня хорошенько.- Я - муж Франсуазы. А вы, вы тот человек, который Франсуазу у меня похитил.
Похоже, это не то сообщение, которое может взволновать нашего журналиста. Он по-прежнему невозмутим. Чтобы вывести его из равновесия, нужна, должно быть, информация другого калибра. О водородной бомбе, к примеру, сброшенной американцами на Москву. А Ганс-то думает, что сильно его удивил!
- Признайтесь, что вы этого не ожидали.
- Такого тона, признаюсь, не ожидал, нет,- сухо говорит Дамьен.- Но поскольку вы так ставите вопрос, отвечу вам столь же ясно: ни одной секунды не считал, что похитил у вас Франсуазу. Глубоко убежден, к тому моменту, когда мы с ней встретились, вы ее уже давно потеряли.
О, я вдруг перестаю быть зрителем! Это ко мне обращается Дамьен, и именно я его слышу. Мне хочется тотчас покинуть мой наблюдательный пункт. Что ты там болтаешь, подлец? Я потерял Франсуазу? Да что ты об этом знаешь, вор, похищающий чужих жен?
Но я молчу. Отвечает мой толкователь, в изящной форме, почти моими собственными словами:
- Не говорите этого, Поль Дамьен! У меня есть доказательства, что вы украли ее, отняли у меня! Франсуаза сопротивлялась изо всех сил. А вы протянули к ней руки, как спрут щупальца. И тащили, тащили к себе, пока она не выдержала и не уступила как уступает жертва.
Браво! Пусть продолжает в том же духе, а я поаплодирую!
- Я был уверен, что вы прибегнете именно к таким оборотам,- говорит Дамьен, явно стараясь держать себя в руках.- Мужчинам, которых бросают жены, всегда представляется их несчастье в выгодном для них свете.
Подлый негодяй!
- Как это удобно! - рычит Ганс, он поистине великолепен.- Крадут у человека жену, а потом приходят, и заявляют, что она уже ему и не принадлежала! Хитрый фокус! Только вы забываете, мосье, что в магии необходима ловкость, все должно быть проделано незаметно, иначе ждет неудача. Между тем многое из сделанного вами не удалось скрыть.
Какое же он мне доставляет удовольствие, Ганс Вамберг! Отличный ученик, превосходный персонаж! Пока Дамьен в затруднении.
- Что же именно? - спрашивает он, с беспокойством глядя на Ганса.
Тут Ганс достает из кармана лондонское письмо. Достает, словно оружие, и направляет на врага.
- Узнаете письмо? Письмо, заканчивающееся ужасной фразой: "Милая, мы никогда больше не должны говорить друг другу "прощай". Каждый раз ты словно умираешь для меня, и я поистине предпочитаю твою смерть, чем знать, что ты в объятиях другого..." Эти строчки в самом деле писали вы?
- Да, их писал я,- отвечает сквозь зубы Дамьен.
- И вы по-прежнему будете говорить, что я рисую свое несчастье в выгодном для себя свете? Будете снова повторять, что в тот день, когда вы встретили Франсуазу, я ее уже потерял? Отвечайте! Отвечайте "другому"! Тому, кто держал в своих объятиях живую Франсуазу! Не думаете ли вы, что я держал ее насильно?
Внезапно Ганс повышает тон, и в его голосе появляется этакое дрожание, которое на месте Поля Дамьена мне было бы не слишком приятно слышать.
- Что я могу вам ответить? - говорит журналист, к которому вернулось спокойствие, столь меня раздражающее.- Мне пришлось бы прибегнуть к аргументам, которые вы наверняка не согласитесь выслушать, представить доказательства, которые вы не согласитесь принять. Вы находитесь в положении обиженного. Хотите вы того или нет, но положение это удобное. Могу ли я вас оскорблять?
Бессовестный наглец! Но главное - неосторожный! Мне кажется, Ганс сейчас набросится на него. Он весь побелел.
- Ах, вам еще надо меня оскорблять!
- У меня и в мыслях такого не было,- произносит Дамьен с олимпийским спокойствием.
-- Нет, но вы уничтожаете меня презрением!