Кто ты, Эрна?

— Мне нравится, что вы в полуботинках и гольфах. Это сейчас модно.

— Так замшевые всё сохнут. Мой новый кавалер, мой жених…

— Жених? — переспросил папа, он задумчиво размешивал ложкой сахар в кофе, всё размешивал и размешивал, мешал и мешал, брылял и брылял…

Тётя Надя с гордым видом стала чесать пятку о пятку:

— Да: жених. Он мне и гольфы эти подарил, и купил специальный состав. Надо пшикать на замшу и внутрь ботинок и тогда они, когда высохнут, не окаменеют.

— А-аа…

— Но я чего пришла-то, — тётя Надя достала коробочку, в каких обыкновенно продаются драгоценности. Коробочка была чёрная, чернее ночи: — Вот: он мне подарил серьги. А я смотрю: бриллианты необработанные. Это не ваши с мамой, случайно?

Я смотрела во все глаза: да! Это были они — прабабушкины серьги, которые мы в начале года продали в ломбард.

— Не наши, — жёстко сказал папа.

— Да ясно, Стас, что не твои. Ты гол как сокол. А ещё с работы ушёл.

— Я психологом работаю.

— Психолог, — скривилась тётя Надя и её три подбородка затряслись в бешеном танце. — Сколько тебе платят, психолог? В магазине-то у тебя стабильный доход был, должность не самая последняя. Супервайзер! Общение опять же с людьми, не с психами. А теперь что ты заработаешь? А девочка в таком возрасте, много расходов.

Дело в том, что, во-первых, тётя Надя думала, что папа — это по-прежнему Стас. Насчёт того времени, когда папа был ещё плывуном, сгустком энергии в рыбацком костюме, у тёти Нади была своя фантастическая версия, что папа и не умирал, а жил всё это время с мамой, что у него были на это веские причины, он от кого-то скрывался, а похоронен был его близнец. Она считала, что летом он поссорился со своей мамой, моей бабушкой, и поэтому жил у нас, а сейчас вернулся обратно. На кладбище тётя Надя не ходила, и не собиралась, про даты на каменной плите она ничего не знала. Жила в своей правде, по выражению мамы. Тётя Надя была уверена в разных потусторонних силах, выдумка про близнеца папы и про то, что папа не умирал, казалась ей правдоподобной, она в неё верила. Болезненное воображение тёти Нади стало пограничным после постоянных просмотров сериалов и историй о пришельцах. Её любимым фильмом была история про каких-то пришельцев в чёрных одеждах.

Также тётя Надя обожала магазины. Можно сказать, что она в них жила. Получалось, что папа променял магазин на какой-то кабинет, где он с детьми играет в игры, и проводит беседы с родителями (если была свободна, за детьми в игротеке следила я). Тётя Надя работала на военном полигоне, консультантом по компьютерной грамотности, у неё и папа был военный на большой пенсии. Мама тёти Нади тяжело болела. И тётя Надя просто отрывалась в магазинах, закупала всего и много, и ещё побольше. Я однажды видела её в супермаркете в отделе полуфабрикатов (она не любила готовить), так это был хищник, а не тётя Надя-толстая. Казалось, она поселилась в этих морозилках навсегда. Она передвигалась вдоль морозилок и смотрела, буквально выедом ела, коробки с яркими картинками зажаренных котлеток…

— Ну ладно. Раз не ваши, я себе оставлю Просто… я ж не видела эти серьги, а по мамы вашей описаниям вроде похожи.

— Нет, нет, — замотала головой я. — У нас без коробочки были, в мешочке.

— Ну… коробочку можно новую для таких серёг-то… Всё, — выдохнула тётя Надя. — Пойду я. Как гора с плеч. Всё-таки, подарок. Жалко отдавать.

Когда пришла мама, я сразу в коридоре сообщила ей о тёте Наде и серьгах.

— Это они? — спросила мама папу.

Он кивнул.

— И что теперь?

— Не знаю. Ничего, — пожал плечами папа. — По всей видимости, кладбищенские теперь будут всячески пытаться переманить тебя или Лору.

— Лор! Ты слышала?

— Угу.

— А когда это кончится? — мама снова испуганно уставилась на папу.

— Не знаю. Никогда.

Мама, не снимая ботинок, не сняв с плеча сумку, села на кухне, руки её висели как плети:

— Ой!

— Мам! Ну хватит уже! — я решила взять инициативу на себя. — Всё равно сейчас лучше, чем было.

— Это да! — вздохнула мама.

Папа молчал.

— Ну и что ты так переживаешь? Привыкай!

— Легко сказать.

— Я так жила много лет в школе, особенно в лагере.

— Как? — мама посмотрела удивлённо.

— Да так. Не знаешь, кто в следующий момент плюнет в тебя, подножку поставит или толкнёт.

— Ну не утрируй, пожалуйста, Лора!

— Я ничего не упрощаю. Жила так и ничего, ты сама говорила: терпи, деваться некуда. Вот и мы с папой тебе сейчас так говорим.

— Ладно-мармеладно, — сказала мама и пошла в прихожую, стала переобуваться и делать все обычные изо дня в день движения по переодеванию в домашний свитер. — Будь по-вашему. Но ты, Лора, будь поосторожней. Если ходишь в Плывуны, то только домой потом, по городу не шляться.

— Мам! Да когда я шлялась?

— Но пешком безопаснее, чем на маршрутках, — крикнул папа с кухни.

Мама вернулась в кухню, стала прибираться, потом включила воду, налила чайник, рассмеялась:

— Господи! Да никто не ездит на твоих маршрутках. Запугал всех.