Кто укокошил натурщика?

Парень Ухабин, имевший честь лицезреть процесс соприкосновения бутылки с сотрудником известных органов и уход сотрудника в себя, получил неизгладимое впечатление, под влиянием которого окончил свой эмоциональный монолог и осознал всю тяжесть совершённого им броска. Развернувшись на сто семьдесят восемь с половиной градусов, он не твёрдой, а разболтанной и даже несколько как бы танцующей походкой стал удаляться от Лихтенштейна-Мухамедова и склонившегося над ним Фёдора Натановича.

В это время мужественный милиционер, несмотря на полученный тяжёлый удар судьбы в виде бутылки, собрался с силами и сурово произнёс: «Апчхи!». На что Фёдор Натанович, со свойственными ему деликатностью, вежливостью и человеколюбием, ответил:

— У, хулиганьё проклятое! Стрелять таких надо!

Поскольку фуражка милиционера слетела и откатилась при его перемещении из вертикальной позиции в горизонтальную, то ничто не мешало узреть на его короткостриженном затылке выпятившуюся от удара шишку. Народная медицина рекомендует в таких случаях приложить к такой, так сказать, возвышенности прохладный предмет, например, монету. Фёдор Натанович не стал заниматься поисками монеты в своих карманах, поскольку был уверен, что там её нет, а ощупал карманы лежащего стража порядка. Да, в нагрудном кармане Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, продолжавшего находиться в прострации, обнаружился металлический рубль с олимпийской символикой. Этой-то монетой Фёдор Натанович и произвёл, так сказать, термотерапию шишки.

Иван Лихтенштейн-Мухамедов пришёл в себя и тут же из себя вышел при мысли о вероломном нападении с тыла. Первым его вопросом было: «Где враг?» Фёдор Натанович ответил, что милиционер среди своих, а враг отступил. Мужественный работник внутренних органов с помощью Фёдора Натановича привёл себя в вертикальную позицию, поднял с асфальта выроненный им при падении букетик ландышей и слетевшую фуражку. Фуражку сжал в руке, а букетик надел на голову. То есть, тьфу, конечно же, наоборот. Затем без тени страха на суровом лице он переместился в ближайшую телефонную будку и, вставив указательный перст десницы (то есть, проще выражаясь, палец правой руки) в отверстие телефонного диска и произведя оным перстом вращательные шевеления, набрал номер «02».

А в это время пьяный парень Ухабин запутывал следы. Для этого он спотыкающейся походкой выписывал по тротуару синусоиду, временами шёл на четвереньках и даже полз по-пластунски, описывал круги вокруг фонарных столбов и деревьев, одним словом, всячески пытался сбить со следа возможных преследователей. Остановившись на перекрёстке улицы Гоголя с проспектом имени банщика-стахановца Ильи Шнапса, он, видимо, в целях маскировки, напевая ах-Одессу-жемчужину-у-моря, попытался сплясать танец маленького лебедя из балета композитора Чайковского, под названием, кажется, «Водоём пернатых водоплавающих», или что-то вроде того. Что, как ему показалось, у него вышло легко и красиво. Поднимаясь с асфальта и потирая ушибленный лоб, парень Ухабин произнёс длинную фразу, состоящую из однокоренных слов, которые не найдёшь ни в одном общедоступном советском словаре, чем, конечно, мог бы потрясти любого филолога. Филологов рядом не оказалось, а субъекты, которые рядом оказались, не оценили этой вербальной импровизации и выразились очень некультурно, мол, «нализался, скотина; куда милиция смотрит?» Такой извращённый взгляд на его творческие потуги певца, танцора и оратора покоробили нежную душу парня Ухабина, и он со словами «Спят усталые игрушки, книжки спят» опрокинул стоявший у обочины самосвал, посчитав его, видимо, игрушкой, которой положено спать на боку.

Не успел он насладиться произведённым на публику эффектом, как почувствовал, что его поддерживают под руки двое атлетического телосложения мужчин в штатском. Такая забота растрогала парня Ухабина, и он вдохновенно устремился навстречу светлому будущему, всей грудью вдыхая аромат свободы и выхлопных газов. Однако атлетического вида мужчины притормозили его устремление и, не выпуская его локтей из своих цепких рук, деликатно шепнули ему на ухо: «Стоять, зараза!»

Когда подали автомобиль, парень Ухабин душевно повествовал о том, что хотел что-то куда-то класть, и информировал окружающих про чью-то мать. Но его физическим воздействием остановили, сообщив, что свои показания он, по приезде на место, сможет изложить в письменном виде. Затем импровизатор был вдавлен внутрь автомобиля и отбыл туда, где его уже ждали.

Иван Лихтенштейн-Мухамедов, на время как бы растворившийся в толпе, после отбытия гражданина Ухабина сконцентрировался перед очами майора Зюрюкина, снимавшего с прохожих свидетельские показания о безобразиях увезённого. Очаровывая всех своей скромностью, Иван проинформировал Зюрюкина, что, мол, именно он, будучи травмирован правонарушителем, вызвал группу захвата. За что получил от майора устную благодарность на глазах у пришедшей-таки, наконец, на свидание невесты.