Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Пока Томми с Белозёровым мирно болтали на отвлечённые темы, леска на спиннинге резко натянулась и катушка начала с огромной скоростью раскручиваться. По всему было видно, что на блесну попалась огромная рыба. Это была явно не щука, и Белозёров сразу вспомнил про огромную сёмгу, напугавшую его рано утром. Вытащить такую рыбину на спиннинг было нереально, и Саня только смотрел на катушку, которая, как в ускоренной съёмке в кино, продолжала быстро раскручиваться. В этот момент Томми с криком: «Не бросай!» выхватил у Белозёрова спиннинг и начал быстро наматывать леску на руку, делая большие витки между кистью и локтем, как обычно сматывают веревку. Пока Томми мотал леску на руку, рыба постепенно тащила его к воде. И вот когда он уже стоял у самой кромки воды, рыбина сделала сильный рывок. Леска на руке солдата резко затянулась и он, как тряпичная кукла, оторвавшись от берега, плюхнулся в реку и ушёл под воду Секунды через три его лысая голова появилась на поверхности воды, видны были огромные испуганные глаза и перекошенный рот, который что-то беззвучно пытался произнести. Томми старался освободиться, но леска сильно затянула его руку, и он, подобно воднолыжнику за катером, заскользил за рыбиной по водной глади. Со стороны он тоже напоминал какую-то диковинную оглушённую рыбу. Это зрелище так заворожило Белозёрова, что он стоял с открытым ртом и восторженными глазами, как будто смотрел экзотическое цирковое представление. Сейчас, наверное, через обруч будут прыгать. Алле-ап!

Все бы это было очень забавно и смешно, если бы воднолыжник не начал захлёбываться и тонуть. Только тут до Сани дошло, что Томми просто не сможет сам освободиться от лески. Белозёров быстро сбросил сапоги и куртку и прыгнул в воду. Плыть было легко, так как ледяная вода приятно бодрила. Рыба, устав катать Томми, ослабила леску, и Белозёров, догнав «сладкую парочку», перерезал леску штык-ножом, всегда болтавшимся у него на поясе. Когда солдаты выбрались на сушу и сели на каменистом берегу, Томми, выплёвывая воду и икая, сказал:

— Блесну жа-жалко. Хорошая была бле-блесна!

— Ну, ты даёшь, рачительный крестьянин! — отозвался Саня, клацая зубами. — Только что тонул, а теперь ему блесну жалко! Ты иди, поныряй, может, рыбу догонишь и отберёшь у неё блесну. А лучше поговори с ней, может, сама отдаст, да ещё пригласи её на обед, может, она и согласится? И ей уважение окажем, и сами сыты будем. Ты, Пирволяйнен, случайно не хохол литовский? Давай бегом в казарму, а то сейчас быстро «обляденеем», и будет тебе «бля-блясна»! — заорал Белозёров и быстро припустил к зданию казармы, сушить одежду и греться горячим чаем.

Купание в ледяной воде не прошло для Сани даром, и он начал активно чихать и сопливить, постоянно вытирая свой длинный нос полотенцем, которое ещё утром повесил прямо на шею и больше с ним не расставался, даже после отбоя. Томми же отделался легким испугом, правда, ненадолго, только до вечера. Простуда его не взяла, но в столовой он нашёл другие неприятности. Ну, это уже судьба-злодейка. Вероятно, он их, эти неприятности, искал постоянно. Или они его, а? История об этом умалчивает!

Когда все собрались на ужин, один солдатик-узбек угостил Белозёрова аджикой, присланной ему из дома. Аджика была такая острая, будто сделана из уксуса с порохом! Поэтому брать её можно было только на кончике ножа. Томми, сидящему за соседним столиком, показалось, что Белозёров угощается малиновым вареньем. Аджика в банке издалека действительно была очень похожа на него. Такой же цвет и консистенция.

— Делитесь вареньем! — заорал Пирволяйнен через стол.

— На, бери, только немного, а то на всех не хватит, — сказал узбек и протянул ему банку.

Чтобы себя, любимого, не обделить, Томми взял большую ложку и, от щедрот зачерпнув ею из банки, сразу отправил ложку в рот, надеясь быстро проглотить варенье и сползать в банку ещё разок. Что было дальше, трудно описать словами. Глаза Томми вывалились из орбит, он стал задыхаться, хватая ртом воздух, как та рыба, вытащенная из воды и получившая от него веслом по голове.

«Что-то подобное я уже видел с утра», — подумал Саня, вспоминая пирволяйновскую рожу в реке, и протянул ему свой компот.

Томми выпил из кружки, но всё равно продолжал задыхаться и, как марионетка, только махал своими здоровенными ручищами. Пришлось быстро всем остальным солдатам отдать свои компоты, которые Томми со скоростью ракеты заливал себе внутрь, как будто готовился к неожиданной и длительной засухе.