— Интересно, какая там глубина и растает ли этот лёд когда-нибудь? И сколько же этому льду лет? Может, несколько тысяч? Может, по нему ещё мамонты бегали? А если попить эту воду, то станешь первобытным человеком, и шерсть у тебя будет гладкая и шелковистая. Теперь понятно, откуда йети, снежные люди, берутся. А ведь говорила ему мама: «Не пей из озерца, йетёночком станешь!» Нет же, никогда мы не слушаемся родителей, — беззаботно рассуждал Белозёров, шагая рядом с небезызвестным водителем Егоровым к зелёному металлическому «птеродактилю», называемому сокращенно ГТТ.
Это железное чудище через десять минут проглотит его, белого и пушистого, в своё нутро, а через три часа, так и не переварив, выплюнет наружу уже на «большой земле», оглохшего от грохота гусениц, изжёванного, помятого, скользкого и зелёного. А потом, обдав напоследок сизым дымом из выхлопной трубы, снова отправится на «территорию», куда уже никогда не вернётся сержант Белозёров.
А «птеродактиль» ГТТ вернётся и будет продолжать свою службу, пока его не спишут в запас и не сдадут на переплавку. Или, что всего вероятней, бросят где-нибудь в сопках, где рано или поздно откажет его железное сердце-мотор. На мертвую машину будут регулярно получать топливо, к всеобщей радости и благоденствию старшего прапорщика Сюхина — начальника местной станции ГСМ (горюче-смазочных материалов). Но после того как информация о маленьком счастье прапорщика всё-таки просочится в «верха» и пойдут ненужные разговоры, быстро составят акт на списание. И вместо героически сгинувшего в сопках «птеродактиля» сдадут во Вторчермет машину металлолома, собрать который взводу солдат не составит большого труда, ибо он в изобилии и в разных видах валяется по всей округе. После чего будет получена необходимая для списания с текущего баланса справка о «смерти» ГТТ. А до этого «зелёное чудовище» будет регулярно перепахивать своими металлическими лапами-гусеницами ягодники да олений корм ягель и распугивать мелкую и крупную дичь, вызывая праведный гнев защитников природы.
Ну, всё! Прощай, «территория»! Не поминай лихом!
Дальний гарнизон
Рыба гниёт с головы
Вернувшись с «точки» на «большую землю» в Лоустари, Белозёров опять оказался не у дел. Будучи только временно прикомандированным к роте связи, он, ненужный никому из руководства, тихо болтался по казарме или писал письма в Ленинской комнате.
Когда роту собрали в учебном классе, Белозёров мирно дремал на самом дальнем столе, называемом, как обычно, «Камчаткой», подперев рукой голову. Перед собой на стол он положил шапку, чтобы в случае неожиданного засыпания не разбить о столешницу лицо. Командир второго взвода лейтенант Рыбочкин по приказу ротного в очередной раз начал воспитывать сержантский состав.
— Дисциплина в роте находится на самом низком уровне! — возвестил Рыбочкин, чуть наклонившись вперёд и опустив правую руку к полу, видимо, показывая уровень дисциплины в роте в настоящий момент. — Вы ведь сами понимаете, что рыба гниет с головы!
Произнеся последнюю фразу, он гордо вскинул вверх подбородок. Вид у него при этом был наиглупейший. Вероятно, он был очень горд, что вспомнил это крылатое выражение, а вероятнее всего, думал, что сам является его автором. От этих слов Белозёров проснулся, вспомнив, что не далее как вчера офицерские сапоги лейтенанта Рыбочкина торчали из солдатского туалета, где последний мирно спал после удачной вечеринки по случаю присвоения старшине роты Кацу звания старшего прапорщика.
— Вы совершенно правы, товарищ лейтенант! — отозвался с «Камчатки» Саня, разлепив глаза и придав лицу максимально серьезное выражение и назидательно подняв вверх указательный палец правой руки. — Рыба действительно тухнет с головы.
В классе прозвучало чьё-то тихое «хи-хи», и все разом, скинув липкую дрёму, посмотрели сначала на Белозёрова, а потом на лейтенанта Рыбочкина. На бледном после вчерашних возлияний лице лейтенанта сначала мелькнула растерянность, но потом его залила яркая красная краска, а на шее вздулись вены.
— Что вы имеете в виду, товарищ сержант? — с грозными нотками в голосе спросил он, подойдя ближе и в упор глядя на Белозёрова.
— Я имел в виду наш сержантский состав. А вы что подумали? Понимаете, мне как человеку новому, свежим, так сказать, незамыленным взглядом видно, что дисциплинка-то действительно не на должном уровне, — Саня повторил жест Рыбочкина, опустив руку до уровня причинного места. — Необходимо её срочно поднять! — добавил он и поднял руку до уровня груди. Потом, как бы немного подумав, он приподнял руку чуть выше головы, тем самым ещё повысив планку дисциплины в роте.
Лейтенант тупо молчал, и тогда Белозёрова понесло: