Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков

Среди всех прогрессивно настроенных, либерально мыслящих людей, не говоря уж о революционном подполье, эта новость разнеслась мгновенно – будучи оценена как очередной акт полицейского произвола и зверств царских сатрапов. Юная девушка Вера Засулич под чужим именем, якобы с прошением о месте учительницы, записалась на прием к Трепову. Трепов, ни о чем не подозревая, поставил разрешительную резолюцию и повернулся к следующей посетительнице. Тут Засулич и шарахнула генералу в спину. Не из какого-нибудь полуигрушечного дамского «велодога» (служившего велосипедистам для отпугивания собак, потому что ни на что более серьезное этот пугач не годился). Из английского револьвера «Бульдог» – а эта пушка имела винтовочный калибр (некоторые модели даже больше, но какой именно пользовалась Засулич, неизвестно).

В любом случае Трепов уцелел чудом, получив пулю солидного калибра практически в упор…

Засулич тут же арестовали. Отдали под суд. И вот тут начались прения сторон, если их так можно назвать с большой натяжкой. Скорее уж получался диалог слепого с глухим…

Защищавший Засулич известный адвокат Александров показал себя по всей красе, разливался соловьем, проявляя, как бы это выразиться, чудеса словесной эквилибристики…

Прокурор обвиняет Веру Засулич в убийстве с заранее обдуманным намерением? Но ведь Трепов остался жив! Вот если бы он умер, это можно было бы назвать убийством, но генерал только ранен, о каком же покушении на убийство может идти речь?

Почему подзащитная стреляла не в грудь – в спину? Потому что «чувствовала некоторое смущение» (в спину, надо полагать, можно стрелять без всякого смущения. – А. Б.). И вообще, прогремевший выстрел – «выражение протеста против действий генерала Трепова со стороны либеральной общественности».

Я ничего не преувеличиваю, не искажаю. Именно так говорилось. Речь Александрова вполне доступна, в последний раз переиздавалась в сборнике выступлений выдающихся русских юристов не так уж давно…

Далее, как и следовало ожидать, идет напор на эмоции и неприкрытое выжимание слез из глаз присяжных, «совести народа».

«Она была и осталась беззаветной рабой той идеи, во имя которой подняла она кровавое оружие… В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести – женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…»

Присутствующий здесь же либеральный журналист не отстает, черкая в блокноте: «Головка ее упала на сложенные на пюпитре руки, и, пряча лицо в скомканном платке, старается девушка заглушить и скрыть свои рыдания, но худенькие вздрагивающие плечи ее рыдают. Слышатся всхлипывания и кое-где в зале. Я тоже вытираю набегающие на глаза слезы, оглядываюсь назад на ряды публики и вижу такие же слезы на глазах у многих…»

Такое вот всеобщее хлюпанье. А где-то на больничной койке лежит человек, раненный пулей винтовочного калибра, виновный только в том, что по-службистски старался выполнять предписания…

Между прочим «восторженной, мечтательной девушке», как старательно ее позиционировал адвокат Александров, к тому времени стукнуло двадцать девять годочков. По тогдашним меркам – не пылкая молодость, а достаточно солидный возраст. Ровесницы Засулич в такие годы уже не просто были замужем – обычно имели по несколько детей.

Но главное в другом. У Засулич к тому времени имелся нешуточный стаж революционного подполья – двенадцать лет. Два года провела в тюрьмах, несколько лет в ссылке. Была одной из ближайших сподвижниц Сергея Нечаева – пожалуй, самой жуткой фигуры подполья XIX века. По моему глубокому убеждению, составленный им «Катехизис революционера» (пересказывать не буду, он достаточно известен) вполне можно ставить на второе место сразу после «Майн Кампф» Гитлера.

О ее тюрьмах и ссылках слишком многие хорошо знали, а потому умолчать о них было нельзя – но ушлый адвокат и тут оказался на высоте. Создал еще один светлый, романтический образ: «восторженная девушка» всего-навсего передала кому-то несколько писем Нечаева – и за это, только за это царские сатрапы сначала держали ее за решеткой, потом загнали в ссылку (не в Сибирь, кстати, в Европейскую часть России).

И этот образ плохо согласуется с реалиями того времени. Чтобы читатель, который не в теме, имел представление о том, что такое Нечаев, кратко перескажу эту историю – еще и потому, что в ней самым причудливым образом переплетается и афера, и политика, и убийство, и даже банальная кража.

Сергей Нечаев, безусловно, был сильной личностью – и прямо-таки сгорал от желания стать видным революционным вождем. Вот только достаточных оснований к тому у него попросту не имелось: ну, член двух подпольных кружков, ну, читает нелегальщину, толкает радикальные речи на собраниях коллег по движению. Чтобы стать вождем, решительно недостаточно. Очень уж за многими числились подобные невеликие заслуги. Переводя на армейские мерки, Нечаев в подполье был чем-то вроде ефрейтора, и не более того.