Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман

– Там у меня – реклама, – почему-то она говорила так, словно извинялась. – Три минуты есть. Ты знаешь, что… Ты много-то вещей с собой не уноси, все равно возвращаться. И еще. Я пока Сережке не буду ничего говорить. Скажу, что в командировке ты, если спросит.

– Не спросит.

– Скорее всего, не спросит. Как-то мы все по отдельности живем почему-то. – Она улыбнулась. – Папа от мамы уходит, а сын ничего не заметит. Здорово! Ты заходи, если захочешь с ним пообщаться… Со мной-то вряд ли желание возникнет поговорить, но вот, если с ним…

И Оля ушла в свою комнату.

Я вернулся в комнату, запер чемодан и задумался: садиться на дорожку или нет?

С одной стороны, вроде как надо.

А с другой, если садиться, то надо возвращаться.

А я не вернусь.

– Я не вернусь! – сказал я себе твердо, изо всех сил стараясь не думать, что просто уговариваю себя.

_______________________________________________

Я, конечно, провожал Ирку до дома. И дорогу прекрасно знал, и двор.

Припилил. Сразу к ней домой – стремно.

Сел на лавочке, на которой мы целовались не раз.

До жути хотелось водки. Я и пил-то ее в своей жизни пару раз всего, а сейчас прям хотелось-хотелось.

Было жутко страшно.

Да, нелепо, смешно, глупо. Да просто не по-мужски, чтоб оно все провалилось…

Но мне было страшно так, что перехватывало дыханье.

Я ловил себя на мерзкой, абсолютно предательской мысли: хорошо бы как-нибудь сегодня обошлось все. Чтобы без этого… Без этого чтобы… Ну, выпили бы, поцеловались обязательно. И все…

Всё-о-о-о-о!!!

Может, я больной какой?

Нет, я хотел Ирку. Разумеется. Я представлял ее без одежды, представлял, как целую ее в разные места. И всякое еще представлял.

Но менее страшно от этого не делалось.

Я пошел качаться на качелях.

Ребенок, гуляющий с мамой, удивленно смотрел на меня и улыбался.

Я тоже улыбнулся – и ему, и маме.

Они, видимо, откачались свое и пошли со двора по улице.

Я зачем-то таращился им вслед и не мог оторвать взгляда. Как будто у меня такое задание: смотреть, как мальчик с мамой удаляются по улице, и пока я не выполню его до конца, не имею права делать ничего другого.

Придумал себе такую фигню.

Улица была абсолютно пуста, и я их видел очень хорошо. Они становились все меньше и меньше… Уже превратились в силуэты, но я их еще мог разглядеть.

А потом силуэт ребенка превратился в маленький черный шарик. Шарик этот все удалялся, удалялся, а потом…

Потом он стал почему-то похож на таракана – того самого, которым я пытался покормить Лягу. Я вспомнил, как противно размок таракан в воде, и меня чуть не вырвало.

Но я зачем-то вперился в этого мальчика-таракана и не мог оторваться. Пока он совсем не исчез. И даже еще потом пялился, уже ничего не видя.

«Наверное, я – сумасшедший, – решил я. – И чего теперь делать?»

Я шел к своей любимой девушке, чтобы выпить с ней водки и заняться сексом.

Классная история!

А я чего-то сидел и зачем-то оттягивал ее.

Я даже глянул на Иркины окна в надежде, что она увидит меня и позовет.

Но она не видела. И не звала.

По пустой улице проехал велосипедист. Он ехал спокойно и радостно. Он просто воплощал спокойствие и радость, и от этого стало совсем противно.

Надо было подняться и идти становиться взрослым мужиком.

Ни желания, ни сил. Только страх мерзкий. И все…

_______________________________________________

Я вышел из подъезда с чемоданом в руках, и, не оглядываясь, пошел за угол, где меня в машине ждала Ирма.

Я специально не оглядывался. То есть мне хотелось оглянуться, а я этого не делал.

Потому что примета: оглянешься – вернешься. А я не хотел. И все.

Я шел по знакомому двору, потом, перешагнув вечную лужу, вышел на знакомую улицу.

Зажглись фонари. Первые два горели, а третий нет. Сколько я здесь живу, он не горел никогда.

«И что? – подумал я. – Я это все больше никогда не увижу? Почему никогда? Я просто не буду это видеть каждый день. Вот и все».

Я очень хотел испытывать восторг и счастье. Я же понимал: надо их испытывать.

Но не получалось почему-то…

А я ведь делал то, что хотел. Как мечтал: что хотел, то и делал. А было отчего-то не по себе.

Я увидел машину Ирмы, и мне показалось, что я выгляжу неподобающе моменту – забавно: немолодой мужик с немолодым чемоданом, спешащий по улице к своей любовнице.

Первым делом я открыл багажник и кинул туда чемодан.

Ирма вышла из машины.

И вот, когда я ее увидел, все изменилось. Страх, неуверенность, тоска – исчезли, и появились наконец и восторг, и счастье.

Нет, неправильно я сказал. Не так.

Страх, неуверенность, тоска не исчезли, а словно канули в прошлое и погибли там, как я надеялся, навсегда.

А восторг и счастье ждали меня впереди.

Они ждали меня, понимаете? Впереди было только хорошее.

Я убеждал себя в этом?

Нет, я твердо знал, что именно так и будет.

Только хорошее, только счастливое, только восторженное.

И только впереди, что особенно важно.

Я обнял Ирму. Она прижалась ко мне, словно хотела во мне раствориться.

Потом подняла голову и посмотрела на меня.

Конечно, красиво было бы сказать: мол, ее глаза наполнились слезами. Но они ничем не наполнились. Было бы ложью утверждать, что в них… как это говорят?.. светилась любовь.