Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

Тем не менее в Чехословакии – и по всему восточному блоку – были люди, для которых “жизнь в правде” была важнее “жизни в согласии с обществом”. Многие из этих диссидентов, таких как драматург Гавел или писатель Александр Солженицын и физик Андрей Сахаров в СССР, принадлежали к так называемой интеллигенции, которую сегодня мы бы назвали креативным классом. Когда в 2011–2012 годах россияне восстали в протестах на Болотной, многие участники движения и наблюдатели отмечали, что его снова вел креативный класс. Искусный политик Владислав Сурков называл их “сердитыми горожанами”, фактически имея в виду то же самое. На самом деле в движении принимали участие не только представители креативного класса – и даже далеко не все образованные городские жители России. Если оппозиция искала подтверждение этому факту, ей достаточно было взглянуть на результаты выборов мэра Москвы, состоявшихся в сентябре 2013 года. Хотя любимый кандидат оппозиционеров – Алексей Навальный – набрал вполне весомые 27 % голосов, победу все равно одержал ставленник Путина, сибиряк Сергей Собянин. Если одни горожане и были сердиты, то другие – явно нет. Чтобы понять почему, нам нужно заглянуть в мысли обычных россиян.

Русские тоже любят детей?

Попытки западных исследователей понять психологию обычных россиян не всегда – и даже не часто – заканчивались успехом. Слишком многие исследователи пытались понять, что отличает россиян от всех остальных, разыскивая в российском менталитете (или русской душе) элементы, которые объясняли бы все – от Ивана Грозного до Сталина и Путина. Несложно понять, какая проблема возникает при такой постановке вопроса: десятки миллионов человек мгновенно сводятся к единственному менталитету.

Возможно, самую печальную известность приобрел проект, в рамках которого была сформулирована теория, в шутку прозванная “пеленочным детерминизмом”. По окончании Второй мировой войны в оборонных ведомствах США возникло беспокойство из-за угрозы со стороны недавнего союзника – СССР. Вашингтон не без причины опасался, что Москва начнет вести экспансионистскую политику в Европе и на мировой арене, при необходимости прибегая к помощи оружия. (Тот факт, что у Вашингтона были похожие планы, лишь усиливал страх столкновения.) Когда мир погрузился в состояние холодной войны, Америка решила получше познакомиться с русскими.

Для этого американские военные привлекли к работе Маргарет Мид. Мид была одним из самых знаменитых ученых своего времени и прославилась на всю Америку проведенной в 1920-х годах полевой работой с коренными народами Самоа и Папуа – Новой Гвинеи, что по тем временам было огромным достижением не только для женщины, но и для антрополога. В 1943 году газета The Washington Post назвала Мид одной из “выдающихся женщин современности” наряду с Элеонорой Рузвельт. Оказаться в списке, куда вошло лишь восемь имен, было весьма почетно³.

Когда в 1941 году США вступили в войну, Мид быстро привлекли к работе: применяя свои антропологические знания и навыки, она должна была изучить Германию и Японию и таким образом найти способ победить их. Но известный антрополог быстро столкнулась с двумя проблемами. Во-первых, Мид всю жизнь призывала к эгалитарному пониманию других культур, а теперь ее задачей было взять над ними верх в битве. Во-вторых, Мид прославилась исследованиями, в рамках которых погружалась в изучаемую культуру, но в разгар войны погрузиться в культуру Германии и Японии было невозможно. И если на первую проблему еще можно было закрыть глаза, прикрываясь гражданским долгом, то вторая требовала применения так называемой техники “изучения культуры на расстоянии”, предполагавшей проведение антропологических интервью с эмигрантами и активное чтение, которое обычно считается уделом историков и филологов⁴.

Мид и ее соратники полагали, что каждая страна имеет свой “национальный характер”, который формируется под влиянием ее истории и культуры. В этот “национальный характер” входят типичные модели поведения и образы мышления, характерные для граждан и уникальные именно для этой страны. Мид полагала, что, поняв “национальный характер”, можно будет улучшить военную пропаганду и – при удачном исходе – послевоенное восстановление и урегулирование⁵. Американские военные быстро осознали потенциал этих исследований для ведения психологической войны и обеспечили их щедрое финансирование⁶.

Когда внимание переключилось на Советский Союз – страну, которую Мид ранее не изучала, – перед ней встала сложная задача: Мид предстояло разгадать “национальный характер” людей, на языке которых она не говорила и которые жили в стране, где она никогда не бывала и не могла побывать. Это уже точно была антропология на приличном расстоянии.