Более того, это была не просто территория, а территория, которую можно было признать важной частью наследия России. В обращении 18 марта 2014 года, заявив о “воссоединении” Крыма с Россией, Путин сказал, что “в Крыму все пронизано нашей общей историей и гордостью”, и подчеркнул, что именно в “древнем Херсонесе” (на Крымском полуострове) был в 988 году крещен великий князь Владимир, который принес христианство в Древнюю Русь, историческую предшественницу России и Украины35
. Он развил эту тему в послании Федеральному Собранию в декабре 2014 года, заявив, что Крым имеет “огромное цивилизационное и сакральное значение [для России], как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм”36. Хотя опросы показывали, что большинство россиян мало что знало о крещении князя Владимира (и еще меньше о “древнем Херсонесе”), это не умеряло их пыл.В конце концов, для многих россиян существовала более близкая связь с Крымом. Портовый город Севастополь по крайней мере дважды в новейшей истории становился местом безграничных страданий и безграничной смелости – сначала в Крымскую войну, а затем во Вторую мировую, когда ему пришлось еще тяжелее. Сопротивление нацистам в этом “городе-герое”, как Путин напомнил россиянам в речи по случаю Дня Победы, произнесенной 9 мая 2014 года, вошло в историю Второй мировой войны, которую не забывают в России.
Ежевечерний ритуал многочасовых телевизионных новостей о войне и “освобождении” помогал связать текущие события на Украине с великими кризисами прошлого, глубже впечатывая события весны 2014 года в сердца и мысли многих россиян. Чем больше люди вовлекались в события, смотря новости по телевидению или обсуждая политику с друзьями и родственниками, тем сильнее становился эффект. Это был коллективный момент энтузиазма и патриотической энергии – иными словами, момент коллективного возбуждения.
Последствия этого периода оказались весьма значительными. Одним из них, как и предположил бы Дюркгейм, стало формирование нового чувства групповой идентичности. Об этом явно свидетельствует рост эмоциональной привязанности россиян к своему руководству. Другим последствием, как показывает исследование, стало то, что момент прошел, но простых ритуализированных напоминаний – например, речей Путина или мантры “Крым наш” – оказалось достаточно, чтобы освежать в каждом индивиде чувство сопричастности и комфорта37
.Были и другие последствия для взаимоотношений Путина с россиянами. Украинский кризис стал самым серьезным испытанием, выпавшим на долю России с конца чеченских войн 1990-х годов. При этом у него был совершенно прозрачный геополитический контекст – похожее на противостояние времен холодной войны (во всяком случае, при поверхностном взгляде) соперничество с США за политическую ориентацию территорий, исторически и географически близких России. Политологические исследования показывают, насколько важную роль такие кризисы играют в превращении непримечательных в остальном политических фигур в харизматичных лидеров, любимых народом. В конце концов, чтобы лидер стал харизматичным, у него должны быть преданные поклонники. Харизма – это взаимодействие лидера с его последователями38
. В связи с этим харизматичные лидеры часто появляются в моменты кризиса, поскольку успешное управление кризисом превращает ранее незаурядных политиков в харизматичных лидеров. Как свидетельствуют наши данные, отчасти именно это случилось в России весной 2014 года. Украинский кризис помог Владимиру Путину окончательно превратиться из неприметного агента КГБ в харизматичного “собирателя земель”. Таким именем – ранее закрепленным за великим князем Иваном III, который в XV веке разбил Золотую Орду и втрое увеличил территорию Московского княжества, – Путина наградили люди вроде Дугина.Впрочем, когда примерно через четыре года после аннексии Крыма мы повстречались с Дугиным, он был зол – но не на Запад. Он заявил, что Путин предал общее дело.
“Честно говоря, в Новороссии [так Дугин называет Восточную Украину] мятеж пользовался гораздо большей поддержкой”, – сказал он нам. Кремль, по его словам, должен был продолжать борьбу. Да, он понимал, что в Крыму все прошло удачно, но “Крым легко мог оставаться частью Украины из-за пассивности населения. Настоящий мятеж, действительно массовый, антикиевский, пророссийский мятеж был именно в Донецке… Если правду сказать, их референдум был гораздо более законным, чем крымский. Но правда – эта правда – оказалась под запретом”.
И запретил ее, по мнению Дугина, сам Путин.