— Технически, да. Морально, нет. Такой поступок я ни за что не совершу. И еще одно, Стенли. Эти люди, — она слегка поежилась, — убийство для них в разряде обычных действий. Я не боюсь людей, обладающих такими же, как у меня, способностями, потому что так же защищена от них, как они от меня, но против простого ножа в спину я ничего не успею сделать. Мы говорили о конфиденциальности…
— Я понимаю. То, что вы рассказали, я передам коллегам без упоминания вашего имени.
Вечером он снова был на Лубянке. Только теперь они разговаривали с генералом вдвоем, потому что Андрей с другими сотрудниками уже занимался подготовкой к своей операции.
— Да, — выслушав его рассказ, подвел черту генерал, — информации стало больше, но положение выглядит только сложнее. Думаю, вам нужно возвращаться, полковник. Готовить там свой план действий. К сожалению, вынужден констатировать, что наметить здесь с вами совместные кардинальные мероприятия мы не сможем. — Он испытующе посмотрел на Торнвила. — Поскольку мое предложение вы все равно не примете.
— Какое предложение, генерал?
Тот прежде чем ответить долго и внимательно на него смотрел, слегка постукивая по столу пальцами…
— Ликвидировать этих двух вожаков. У вас и у нас. Собственными силами. Сделать это небольшими надежными группами. — Он вдруг резко повысил голос: — Убрать их, полковник, к чертовой матери, просто убрать! Пока не поздно! Мы с вами профессионалы, сумеем легко это выполнить.
Торнвил почувствовал, что воротничок слишком плотно обхватил его шею. Он машинально расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил галстук…
— Вы это серьезно?
Генерал опустил голову и через несколько секунд тихо произнес:
— Я так и думал. — Потом снова посмотрел на Торнвила: — Ну что же, разрабатывайте свои варианты. Будем обмениваться информацией. — Он встал, направился к стенному и шкафу и вскоре возвратился с большим пакетом в руках. — В связи с важным событием в вашей жизни… это от меня лично, для будущего малыша.
Торнвил открыл пакет и увидел светло-коричневого бархатного медвежонка, веселого, с улыбающимися переливчатыми глазками. Ему даже почудилось, что тот сам протянул к нему мягкие теплые лапы, когда он взял его на руки.
Сегодня ему приснился сон. Яркий, как пронизанный солнцем воздух сейчас за окном. Видимо череда дней в этом спешащем, так и не ставшим до конца родным для него мире утомила сознание, и оно вернулось домой, чтобы отдохнуть, как это делает человек за закрытой дверью собственного жилища. Отдохнуть, но не успокоиться. Он увидел во сне равнины под Дели. Увидел, сидя в седле, знамя, колыхавшееся от легкого в спину ветра. Ослепительно белое знамя верности! И ветер, как знак Всевышнего, указывал туда, где на другом конце равнины черной расплывчатой массой двигались поганые скопища Юдуфа. Хак повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону: стройной, почти бесконечной линией стояли его войска. Как они хороши в спокойной готовности! Какие жесткие и, вместе, радостные лица. Ему почудилось, что он увидел все лица сразу. Нет, не почудилось. В одно мгновение он каждому взглянул в глаза. Преданные ему, потому что он сам предан Всевышнему. Какое светлое мгновение — благословение неба! Остальное в его руках. Остальное — его меч и их мечи и копья. И битва, где смерть откроет райские ворота каждому. Каждому, кто стоит сейчас под этим белым знаменем…
— Здравствуйте, мой дорогой, здравствуйте! Я получал донесения, однако бумага — всего лишь бумага. Рассказывайте, Стенли, от начала и до конца. Садитесь и рассказывайте. Но сначала, как вы нашли Николь? Она, по-моему, стала серьезней. Да, и сообщила мне причину. Ну, я ужасно рад!
Блюм вертелся и радовался. Хотя особых причин для этого не было. К тому же, в донесения из Москвы не вошла встреча Торнвила с Леной и, уж конечно, то самое, вогнавшее его в жар, предложение русского генерала.
Николь и ему показалась немножко другой, повзрослевшей… и еще более красивой. Они весь вчерашний вечер проболтали о будущем, детской комнате для ребенка, которую она решила заранее оборудовать… А как ей понравился русский светло-коричневый медвежонок, которого она сразу расцеловала…
— Во-первых, привет от вашего русского коллеги. Хоть вам с ним не удалось в свое время встретиться лично, он говорил о вас с теплым чувством.
— Да, Стенли, это был матерый волк! — Блюм привычно провел ладонью по широкому лбу. — Ушел от меня. Как меняется время, мой дорогой! Сколько раз оно уже менялось на моем веку.
— И, может быть, хватит дальше-то?
— Понимаю, о чем вы. Давайте, слушаю.
Блюм не прервал его ни разу. Спокойно и очень внимательно слушал. Только во время рассказа о встрече с Леной чуть встрепенулся в том месте, где речь шла об их дантисте:
— Мастерская с аппаратурой, вы говорите? Что это может быть? Надо еще раз проверить — куда он ходил, в какие именно заведения с такими приметами.
А когда Торнвил в конце концов дошел до, мягко говоря, странного предложения их русского коллеги, Блюм, против его ожидания, надолго задумался.
— Вы что, патрон?
— Что?