Он увидел, что Нат стоит возле отверстия в боковой стене дымохода, похожего на большую нору. Совсем, как в Алисе в стране чудес. Именно зазеркальем все здесь и казалось. Несмотря на то, что отверстие показалось ему не больше метра в диаметре, проникнув внутрь он понял, что вполне комфортно передвигается в полный рост. Тоннель был темным, но все, что было нужно он прекрасно видел. Словно это странное пространство обладало лишь тем набором чувств, который был им сейчас необходим. И это были речь и визуальное восприятие. Все остальное казалось здесь просто не существовало. Ни холода, ни тепла, ни каких-то посторонних звуков. Здесь не было даже запахов, что странно, ведь они были в дымоходе. НИЧЕГО. Теперь он точно знал, что значит это слово. Он только сейчас понял, что сам рисует себе какое-то подобие подземного хода. На самом деле, стоило ему расслабиться, как пространство вокруг них стало бескрайним.
— Где мы? — Северус вздрогнул, от звука собственного голоса, словно не ожидал его услышать.
— Мы внутри чужого воспоминания, — казалось звук ее голоса шел отовсюду сразу.
Северус стал понемногу привыкать к новым ощущениям, поэтому перестал делать длинные паузы между словами и продолжил, как ни в чем не бывало:
— Почему здесь все так странно?
Нат обернулась на него и, слегка замедлив шаг, дождалась, когда он нагонит ее и пошла рядом.
— Нить памяти почти стерлась. Чтобы восстановить ее полностью нужно много энергии. Но, если тебя это сильно смущает я могу сделать пространство более привычным, — она чуть заметно дотронулась до кончиков его пальцев.
— Ты восстанавливаешь чужую нить памяти? — недопонял он. — Как это?
— Это сложно объяснить. Я связываю воедино то, что осталось, чтобы понять куда двигаться.
— Понять куда двигаться? Ты при этом еще и понимаешь где мы? — неуверенно спросил Снейп.
— Конечно. Между прочим, подземный ход создавал ты. Видимо тебе привычнее, когда есть хоть какие-то ориентиры, — с усмешкой сказала Нат.
— Как это? — смущенно спросил Снейп, понимая, что он сейчас похож на неразумного ребенка, который достает мать своими бестолковыми вопросами.
— Ты увидел проход похожий на нору и решил, что мы попали в какой-то подземный ход. Ты заменяешь утерянные участки чужой памяти, пытаясь подстроить пространство под себя. Просто подумай, о чем-нибудь, — Нат подняла на него глаза.
Через мгновение повсюду появились лужицы совершенно дикого кислотно-зеленой цвета.
— Высокохудожественная абстракция, — усмехнулась она и снова посмотрела на Снейпа.
На лице Северуса появилось какое-то испуганно-удивленное выражение, когда он разглядывал творение памяти своей, словно получил не совсем то, что планировал. Нат приподняла брови, ожидая объяснений.
— Черт, почему в голову пришло именно это? — словно оправдывался он.
— Я прямо заинтригована, — не унималась Нат. — И что же это за шедевр абстракционизма?
— Мне было лет шестнадцать. Люциус тогда пригласил меня на выходные в Малфой-мэнор и накурил какой-то дрянью. Меня рвало, но мне казалось это ужасно забавным. И да, я видел это именно так.
Они продолжали идти вперед, но теперь их путешествие стало интересней. Так как приходилось обходить или перепрыгивать эти неоновые лужицы, воссозданные памятью Снейпа.
Даже несмотря на неловкую правду, которую он ей поведал, ему было здесь легко, словно нет этих лет, что грузом ответственности и долга давят ему на плечи в наземном мире и можно рассказывать не совсем удобные истории, которые раскрывают страшную правду о том, что он всего лишь человек. И у него тоже есть, как и у всех, дурацкие истории, которыми стыдно, но очень забавно делиться.
Картинка впереди изменилась лужицы исчезли, над проходом до самой земли неопрятной бахромой свисали словно корни огромного дерева. Она провела рукой отодвигая их в сторону, и они тут же рассыпались пеплом, медленно кружась в пространстве, словно чаинки в чашке чая.
— Мы почти на месте, — уверено сказала Нат, указав пальцем на дверь впереди.
Все снова изменилось. Если раньше Северусу казалось, что кругом бескрайний космос, это было странно, но все же он ощущал ткань пространства, то сейчас вокруг было — НИЧТО. Словно выеденная молью времени чужая память, от которой остались лишь несколько крошечных островков воспоминаний. И эта дверь, перед которой они сейчас стояли, была одним из них.
Дверь была старой, синяя краска кое-где облупилась, а латунная ручка изрядно потемнела. Но над дверью горел фонарь, который еще раз показывал насколько избирательна людская память. Глубже всего в нее врезаются детали, которые кажутся нам несущественными.