Куба, любовь моя…

Кубинец снова смотрел на Полину – виновато и растерянно, а не игриво, как в тот момент, когда держал ее руку.

Нужно было развернуться и уйти. Полина поискала глазами Антона – тот был недалеко. Увязнув в снегу, он не собирался выбираться, а с удовлетворением тыкал вокруг себя палкой, проверяя глубину снежного покрова. Итак, нужно было позвать его и уйти. Но подумалось, что это будет невежливо. Все-таки рядом – иностранец. Надо сказать что-нибудь тактичное.

Пока Полина соображала, что же такое, тактичное, сказать, Эрнесто тоже мучился в поисках нужного слова. Хотя бы одного. Но, кроме «спасибо» и «здравствуйте», в голове не было ни одной русской фразы. Они потерялись. Все до одной. И найти их было невозможно. Значит, только «спасибо» и «здравствуйте». Главное, не перепутать и сказать первое, а не второе. Так будет лучше.

– Здравствуйте, – сказал Эрнесто. И замолчал, расстроенный.

– Здравствуйте, – ответила Полина вполне серьезно, не понимая, что творится с несчастным кубинцем. – Но вообще-то я хотела сказать: «До свидания».

«До свидания». Эрнесто обрадовался знакомому слову, хотел сразу же его повторить, но вовремя сообразил, что так говорят при прощании. А прощаться ему не хотелось.

Он стоял молча и ждал: может быть, она скажет что-нибудь еще. Кстати, он уже забыл имя этой женщины, с которой почему-то никак не хотелось расставаться. Снова спросить он не мог по двум причинам: во-первых, неудобно; во-вторых, как спросить, если он сейчас неточно помнил этот нужный, уже тысячу раз повторенный здесь, в Советском Союзе, вопрос. Сейчас, сейчас… Вот! «Как тебя зовут?» Чаще приходилось говорить «тебя» – и это казалось нормальным. Но Эрнесто понимал, что сейчас нужна форма вежливого обращения, которую он тоже не мог вспомнить. Потом встрепенулся. Он же хорошо говорит по-английски! Но на его вопрос Полина отрицательно покачала головой: нет, она учила в свое время немецкий. Эрнесто про немецкий не понял, а вот что по-английски она не говорит – уловил. Как же быть? Он развел руками и вздохнул.

– Ну ладно, – наконец сказала она, – нам надо идти.

Ее прощальные, как догадался Эрнесто, слова запустили вдруг в его голове какой-то механизм – стало ясно, что теперь, наконец, сможет что-нибудь сказать.

– Извините, я немного забывать ваше имя. – Он опять виновато улыбнулся.

Полине снова стало его очень жалко. Смешной какой, подумала. Как ребенок.

– Меня зовут Полина, – четко проговорила она, все-таки сообразив, что ему трудно говорить на чужом языке.

– Па-ли-на, – старательно проговорил Эрнесто.

Ее имя прозвучало незнакомо, странно, волнующе. Уходить расхотелось. Однако Полина быстро взяла себя в руки. Она сказала, что ей приятно было познакомиться, но им с сыном нужно идти домой. Эрнесто понимающе покивал головой, но тут же начал объяснять и словами, и жестами, что он не может так быстро расстаться с Полиной и хочет ее проводить. Она неопределенно пожала плечами. Кубинец воспринял это как согласие и, показав, что сейчас же вернется, быстро отошел к своему другу, который оживленно болтал как раз по-английски с двумя девушками – очевидно, студентками. Эрнесто отвел его в сторону, начал, жестикулируя, что-то объяснять.

Полина смотрела на Эрнесто. Он ей нравился. Не только потому, что был красивым. В нем было что-то узнаваемое. Как будто они не виделись много-много лет – и вдруг встретились. А еще было какое-то совершенно непонятное ощущение, будто все происходящее не имеет к ней никакого отношения, будто она все видит со стороны: растерянную, не знающую, как себя вести, женщину, хорошенького незнакомого маленького мальчика и мужчину, появление которого должно что-то изменить в жизни этих двоих.

От автора

Я никогда не вела и не веду дневников. И даже записных книжек, как положено писателю, у меня до поездки на Кубу не было – так, кое-какие заметочки-мыслишки на обрывках бумаги, которые иногда собираю в папку, потом, соответственно, разбираю и соображаю, что с этим сделать, куда пристроить. А тут – с ума сойти! – целых две страницы, помеченных «в ночь с 1 на 2 октября 2004 года». Ночь была бредовой, и о том, что я ее записала, я сразу же и забыла. А буквально через неделю полезла в папку и обнаружила: вон, оказывается, что со мной творилось в ночь с 1 на 2 октября 2004 года!