Кубик Рубика

У меня просто двойственное отношение. С одной стороны я думаю, что да, ужасное свершилось, и нам всем из этого вылезать. Но с другой, так как Россия для меня предельно сужена до размеров моего города, что я все время думаю, что, может быть все не так уж и плохо.

– А ты откуда?

– Из Петербурга. Огромный европейский город, который таким остается несмотря на любых градоначальников, жизнь из под асфальта пробивается, прорастают книжные магазины, политические активисты, уютные кофейни и бары, общественный транспорт. Я к тому, что, может быть, это модель для всей страны – несмотря на любые диктатуры, сколь безумны они бы не были – жизнь свое возьмет?

– Так я тоже надеюсь, что возьмет (и мой Калининград в этом смысле не хуже твоего Ленинграда, чем я дополнительно горжусь и на что я дополнительно надеюсь), но ты же спрашиваешь, чего стоит бояться – вот этого и стоит. И, между прочим, может ведь оказаться, что когда жизнь свое возьмет – меня уже не будет, тебя не будет, а будут те, кто, допустим, против диктатуры и за все хорошее, но при этом ничего не знают кроме того, как лечиться мухомором. В уютных барах и общественном транспорте.

– Да, это как раз очень пугает, потому что совершенно непонятно, что тебе – хорошему человеку без мухоморов в голове – делать в современной России. Ты ей объективно не нужен ни в каком своем качестве – ни как ученый, ни как программист, ни как журналист, философ, управленец – ни как кто. Весь твой труд идет на прокорм режиму, который тебе неприятен, и любое твое усилие, в конечном счете, делает сильнее режим.

То есть, можно посмеяться над «друзьями Маши Гессен покидающими Москву», но я вот сужу по своему кругу – умных, профессиональных людей моего поколения и чуть постарше – и понимаю, что чем дальше, тем меньше они планируют связывать свое будущее с Россией. Очень большое разочарование. А эти люди ведь как раз основа той России, которая здесь могла бы когда-нибудь быть. И должна быть.

– Не могу сказать, что я уверен, что массовый отъезд – это плохо. Унести Россию на подошвах – это все-таки подразумевает, что ее таким образом можно будет сохранить и, когда потребуется, принести обратно. Но у нас ведь есть очень неприятный опыт 1991 года, когда принести Россию обратно оказалось некому. Везде в Восточной Европе удалось восстановить преемственность, а у нас нет. Общим местом стало, когда об этом заходит речь, говорить, что наши 70 лет оказались сильнее восточноевропейских 40 или 50 лет, но мне кажется, дело в чем-то еще. В чем именно – версий не так много, но каждая из них упирается в какие-то местные проблемы. Люди, которые встретили крушение СССР здесь, оказались не готовы строить новую Россию, и их опыт я считаю таким серьезным предупреждением нам – вот и такой есть у нас риск. Уйдет этот президент, но все равно останется слишком много тех, на ком вся нынешняя гадость держится.

– Вот-вот! И ведь есть и еще две проблемы: что русские очень удачно могут ассимилироваться, и даже сейчас получается так, что русские общины за рубежом функционируют не очень хорошо. И что есть еще риск консервации русских в каком-то одном агрегатном состоянии – как какие-нибудь парагвайские русские общины, живущие по заветам 19-го века. С этнографической точки зрения – очень интересно, а с практической – ну как-то нет.

А скажи, гадость, которая останется – это ты каких-то конкретных людей имеешь в виду или набор характеристик? Потому что меня в нынешнюю эпоху ужасает даже не президент, а много-много мелких и больших особенностей и черт. Вроде того, что мировой культурный контекст на бытовом уровне у нас практически не знают.

– Про конкретных людей – слушай, не нам судить. Кто гондоны? Все гондоны, и одновременно никто, и тут вообще никакой проблемы нет. Бывает среда благоприятная для гондонов, бывает неблагоприятная. Сейчас благоприятная.

Что по-настоящему плохо – поскольку сейчас государство поглотило все сферы общественной, культурной и какой угодно еще жизни, то добиться любого успеха в России можно только вступив в какой-то альянс с государством, то есть служить ему, дружить с ним, работать на него. И в итоге многие и многие вполне хорошие люди типа «он знал, что вертится земля, но у него была семья», оказываются в том положении, которое нам с вами позволяет все гадости связывать уже с этими людьми. Избитый лозунг, что президенту нет альтернативы – он ведь вполне адекватен реальности, просто отсутствие альтернативы – это не явление природы, с которым нам всем пришлось столкнуться, а результат деятельности государства, направленной именно на это. Государство много лет именно добивалось, чтобы альтернативы не было, и чтобы выбор был именно такой – или ты с ним, или тебя нет.

А что касается мирового контекста – здесь я как раз проблемы не вижу, это очень легко поправимо. Советский Союз был страной, в которой никто не смотрел «Касабланку». Посмотрели же в конце концов.