Кубик Рубика

– И адекватным спасением от этого становится эмиграция – внешняя или внутренняя? Ну вот тут я с тобой поспорю. «Касабланку», допустим, человек посмотрел, но этого же мало, а дальше почему-то не идет. Даже у довольно интеллектуальных людей. Недавно мне один умный человек говорит – почему как вспоминают Российскую империю, то сразу же идет разговор про бедноту, рабочих и крепостничество, а если вспоминают Британскую империю, то говорят о королях, рыцарях и сэрах. И ссылается при этом на недавние британские сериалы. Хороший человек, образованный. Меня это ужасно поразило, потому что ну я даже не знаю, у кого такие могут быть такие однобокие ассоциации. То есть, получается, что человек не прочитал как минимум Диккенса. И у него этих ассоциаций и нет. Ну, или он так о других думает.

А еще ведь у нас расплодилось огромное количество конспирологов разного толка, но не появилось понимания и рефлексии прошедших семидесяти лет, не изучено то, что происходило в Европе и США в те годы. То есть свое место в мировой истории двадцатого века не прочитывается, а в той же школе никто не будет уделять много времени и места политической и культурной истории хотя бы наших европейских соседей. Не соотносят наши семидесятые и их, не проводят параллелей.

– Да, да, да, конечно. Но ведь и свое не рефлексируют вообще никак. Типичный спор о чем угодно – о Чечне, об Украине, о митингах в Москве – мы спорим, мы сердимся, мы ругаемся, и кроме друг друга у нас ничего больше нет. Ни книг, ни науки, ничего вообще. Маленький случай из личной практики – 2005 год, Камчатка, затонул батискаф с десятком российских подводников, мини-Курск. Люди живы, но, очевидно, скоро погибнут, воздуха у них на сутки, если не ошибаюсь. Слава Богу, где-то неподалеку работает английское спасательное судно. Россия разрешает, англичане приходят и поднимают батискаф. Трагедия превращается в праздник, прилетает и награждает англичан министр обороны Иванов, хорошая новость, все радуются. 2005 год, лето.

Приходит три года, я сам давно забыл, как ездил на Камчатку, и тут мне звонит какой-то англичанин – так и так, мистер Кашин, пишу книгу о спасении батискафа, хотел бы с вами проконсультироваться. Есть ли русская книга о том случае? Да мы не помним его давно, а они помнят.

И мало кто этим недоволен, потому что как-то у нас так с давних пор считается, что право на существование имеет только тот, кто доказал это право на рынке. Ты занимаешься исследованиями новейшей истории в соответствующем институте – прекрасно, но к тебе придет эффективный российский министр с логикой людоеда и скажет, что ты неэффективен. И ты расстроенный уйдешь искать работу на какой-нибудь завод, но даже сам при этом не усомнишься, что да ведь, твое исследование не приносит денег, значит все справедливо.

– Про Камчатку печальная история, конечно. Сразу видишь и отсутствие статистически значимого слоя читающих людей и какой-то мемориальной культуры – не знаю, можно ли так сказать, но ощущается именно так. Но как-то все тогда депрессивно получается, а мы же должны быть оптимистами. Ну стараться, по крайней мере. У меня тогда скорее вопрос такой появляется: а ты связываешь с моим, например, поколением, которое родилось уже после девяносто первого года, какие-то надежды? Без иронии спрашиваю, потому что – ну потому что ты вот старше, и уже что-то повидал, а двадцатилетние только-только куда-то входят во взрослый мир. И при этом понятно, что то поколение, которые сами были двадцатилетними в девяносто первом году – в политическом отношении ничего не достигли. В личном плане – да, многие стали успешны, а построить страну для всех, страну человечную – не удалось.

– Твое поколение, прости – это поколение нашистов, урбанистов и кавээнщиков? Не обижайся, везде есть исключения, и с одним исключением я сейчас разговариваю, но в целом ты принадлежишь к очень стремному поколению. Люди, которые выросли в парадигме «Спасибо деду за победу», а что дед родился после войны – значит, это необходимая ложь, без которой немыслима жизнь. Нет, я никаких надежд с твоим поколением не связываю. Надеяться стоит на кого-нибудь другого – раньше я сказал бы, что надо надеяться на поколение 1976-82, но я же сам к нему принадлежу, и своих надежд персонально я и не оправдал – Болотная там и прочее, так что и на себя я давно уже надеюсь не очень.

– Тогда получается как в грустном анекдоте, про то, что нужно сорок лет ждать после распада СССР, чтобы умерли последние кто его видел и уже потом что-то строить. И надеяться надо, видимо, на тех, кто родится вот сейчас, в и станет взрослым в середине тридцатых. Только иногда страшно, что вот этих дополнительных двадцати лет у нас нет.

– Ты говоришь – «у нас», тогда ответь – что для тебя, персонально для тебя, сегодня Россия? Чем ты особенно дорожишь, от чего хочешь избавиться, без чего будешь страдать? У нас ведь и это тоже никак не отрефлексировано.