— Не волнуйся. Я не желаю тебе ничего дурного…
И она снова улыбнулась, предчувствуя, что больше никогда не увидит его. Он вышел из комнаты и отдал распоряжение своему шоферу: другому он не рискнул довериться.
— Пора бы нам уже приехать. Который час? — снова спросил негр.
— У меня нет часов.
— Где же они? Уж не проглотил ли ты их?
— Я выбросил их в море.
Судно вдруг остановилось. Все встревоженно зашевелились в ожидании подходящего момента, чтобы заговорить.
— Похоже, мы будем высаживаться. Если все обойдется, этой же ночью разговеюсь… Впрочем, говорят, всех крестьяночек увезли в Гавану…
Да, он тоже слышал, что многих увезли в Гавану. Кажется, учиться. Ну что ж! Хороший товар будет под рукой. Не придется вылавливать обманутых девочек или сманивать их у частных агентов политических деятелей… Он приведет их к Адельфе и велит отобрать лучших. У него глаз наметанный. Будет сотня таких, как Элоиза. Их дело приобретет размах. Широкий размах…
— Скажи, который час?.. У тебя тоже нет часов?.. А у тебя? — приставал ко всем негр, желая узнать время, как будто это имело для них сейчас хоть какое-нибудь значение.
— Когда же мы, наконец, высадимся? — послышался чей-то вопрос.
— Надо выждать. Впереди нас идет другой батальон.
Кто-то принялся тихонько молиться. Он тоже стал молиться, крепко сжимая крест, освященный падре Рамоном.
— Откровенно говоря, глупо торчать здесь сложа руки, — заметил кто-то еще.
— Успокойся, скоро придет и наш черед.
Снова воцарилась тишина, кружа над ними, как назойливая мошка, уверенная в том, что останется безнаказанной. Еще не рассвело. Ожидание затянулось, и тяжелые веки опять стали смыкаться, а голова клониться вниз, раскачиваться из стороны в сторону.
Когда прозвучали первые выстрелы, все вздрогнули.
— Ну, началось! Теперь наша очередь. Будем надеяться, что нам не придется сделать ни одного выстрела, — сказал негр, разевая рот во всю ширь, и в темноте заблестели зубы.
Казалось, он уже слышал где-то эти слова. Ему не пришлось особенно напрягать память, чтобы вспомнить, где он их слышал. Это было в Эвелите, накануне отъезда с полигона.
— Наверное, они уже сдрейфили. А когда поймут, что на них напали, то все до единого выкинут белый флаг…
— Что касается меня, то я намерен сегодня же разговеться. Будь спокоен, на рассвете я проснусь с какой-нибудь крестьяночкой…
— Многих из них увезли в Гавану учиться, — невольно произнес он слова, которые не переставали свербить ему мозг.
Снова раздались настойчивые выстрелы. И они замолчали в ожидании немедленного приказа высаживаться.
— Похоже, они оказывают нам сопротивление.
— Это только сначала. Но когда они поймут, что на них напали, их пыл мигом остынет.
— Я уверен: нам не придется сделать ни одного выстрела…
— Там не видно наших эсминцев?
— Я не смотрел, но они были бы весьма кстати.
— Я все еще не теряю надежды проснуться с какой-нибудь крестьяночкой…
И опять наступило томительное ожидание. Непрерывные, пугающие выстрелы лишали их дара речи.
— Который час?
— Я же сказал тебе, у меня нет часов. Пошел к чертовой матери!
— Зачем же ты так, приятель!..
Он с трудом выносил его. Негр, очевидно, понял это и отошел в сторонку. Сон окончательно пропал: пальба не прекращалась и со всех сторон сыпались комментарии:
— Когда же мы, наконец, высадимся?
— Не знаю. А ты что, торопишься?
— Я хочу одного: вырваться из этой проклятой скорлупы…
Рокот самолетов с каждой минутой нарастал.
— Не волнуйся, это наши.
— По-видимому, такова наша тактика. Их самолеты давно все истреблены.
— Помнится, нам говорили об этом…
Все замолчали, ожидая взрывов бомб над теми, кто залег за парапетом, отбиваясь от морского десанта, высаживающегося на берег.
— Почему их не бомбят?
Самолеты стали сбрасывать свою ношу.
— Это где-то совсем рядом. Наверное, ошиблись…
Катер вдруг резко закачался. Одни потеряли равновесие и упали на других. Началась паника, нараставшая по мере приближения настойчивого рокота.
— О чем думают зенитчики?.. Это не наши…
Истерический вопль потонул в грохоте зениток и взрыве бомбы посреди судна, расколовшей его на две части.
— Спасайтесь! Нас бомбят!
Все побежали врассыпную, точно муравьи от горячей воды. Кто-то налетел на него, и он упал навзничь. Бежавшие следом топтали его ногами. Кто-то наступил ему на руку. Раздался хруст стекла, и он почувствовал резкую боль. Попытался встать. Ему помогли, боясь об него споткнуться, и порвали на нем рубаху. Он увидел бегущего перед собой негра, который только что наступил ногой ему на руку.
— В воду! В воду!.. Надо плыть к берегу!
Новый заход самолета и оглушительный взрыв заставил всех прыгать в воду, которая заглатывала их и тут же с отвращением выплевывала, словно какую-то нечисть. Рука болела. Во всем виноват паршивый негр! Теперь ему не проснуться с…
— Спасите! Спасите!.. — Кто-то ухватил его за шею, и он отчаянно зашлепал по воде здоровой рукой. — Я не умею плавать! Тону! Тону!..
Он почувствовал, как по спине его побежали мурашки, ибо сразу узнал голос негра.
— Спаси меня! Спаси!..