Я спустился со злополучной лестницы, стараясь не оглядываться. Здесь начинался мой район, знакомый со школьного детства. Почему-то вспомнилось весёлое треньканье трамвая, проносившегося стремительным аллюром к далёкому Кремлю. Я даже оглянулся по сторонам, но ничего, кроме замерших разномастных автомобилей и красных пассажирских автобусов, не было. Да и линия давно убрана.
О чём это я? Какие трамвайные рельсы? Зачем это? Память макает в прошлое, тянет, словно резиновая лента, назад, в забытые чувства и мысли. Но я-то в настоящем? Какая-то безумная свистопляска с этим временем – даже на память толком нельзя положиться. Она словно обретает свой голос и эмоции – чего-то боится, от чего-то предостерегает. Скрипит, как ворчливая старуха. Вот и скрип помянул. Вот ведь…
Передо мной здание гимназии, череда взрослых и детей, счастливые манекенные лица.
– Твою мать!
Крик вырвался у меня так искренне и был таким звонким, что я невольно рассмеялся. Хотя ничего смешного не было.
Счастливым лицом манекена улыбался в беззаботное небо мой товарищ Рифкат. Его живот крепко обнимала смешная девчонка с косичками.
– Ты выпал, – сказал я ошеломлённо.
– И ты счастлив, – я подошёл ближе. – Что-то тут не то. Слышишь? Не то!
Рифкат молчал. Ему было не до моих терзаний – черты отражали лишь безмятежное блаженство.
Сознание поплыло – память выбрасывала какие-то плохо связанные фрагменты воспоминаний. Краем уха я услышал глухой звук падения монтировки. Не я плыву, – вяло подумалось мне, а мир плывёт. И скрежещет. Скрип! Или скрипит у меня в голове? Или я и есть скрип? Скрип человека, мучительно переосмысляющего себя самого. Чем это закончится?
– Сыночек! Сыночек!
Звуки доносились словно со дна глубокого колодца.
– Чего ты плачешь, мама? – хотел я спросить, но решил, что не стоит. Радостно она плакала.
А потом были какие-то белые халаты. Невнятные разговоры. Из них я понял только одно: он передумал умирать, поэтому и выкарабкался. Он – это, видимо, я.
Нужно навестить Рифката. Обязательно.
Маргарита Юлина
Три белых коня
Воздух над Ареной был пропитан страхом и нетерпением, но всё равно это место оставалось, прежде всего, местом надежды. Надежда угадывалась и в немом движении губ, невольно повторяющих зазубренное заклинание, и в тихом шорохе сжимаемого рукой оберега. Это стало традицией. Ритуалом. Молитвой. Воззванием к Светлейшему… Но правда была в том, что никто их не услышит и уж тем более не поможет.
Знали ли это несколько десятков учеников, толпящихся здесь спозаранку? Вряд ли. Я окинул взглядом кучку юнцов, с ответным интересом разглядывавших нового конкурента, и занял очередь.
Арена. Помню, каким воодушевлённым дураком я шёл на неё в первый раз: тогда я вылетел с Турнира, даже не успев понять, что участвовал в нём. Во второй раз я казался самому себе опытным, заматеревшим участником, но всё закончилось не менее печально. В третий я свысока поглядывал на зелёных новичков, презрительно посмеиваясь про себя: я-то знал, кто станет Мастером в этот раз – мимо. В четвертый… даже вспоминать не хотелось.
В этом году я участвовал в Турнире седьмой раз – последний для меня.
Я ненавидел это место. Место разбитых надежд.
Рог Распорядителя, похожий на рёв страдающего от насморка слона, дал сигнал к началу регистрации участников Турнира. Огромные, из чёрного металлического кружева ворота медленно распахнулись. Очередь зашевелилась, оживлённо переговариваясь вполголоса.
Я семенил в этом человеческом ручейке, озираясь по сторонам и ни на чём не задерживая взгляд. Я знал это место как свои пять пальцев: слева – высокий зелёный шатёр Распорядителя, справа на круглой и плоской, словно блюдо, площадке из белоснежного марморианского камня – две статуи высотой в пятнадцать человеческих ростов – Грифона и Единорога – символов Турнира, впереди – Арена.
Участники шумной толпою толклись возле входа в шатёр. Время от времени их накрывал грозный окрик Распорядителя, очередь замирала, но через мгновение над ней снова повисал гвалт. Я стоял последним, как раз под копытом вздыбленного марморианского единорога. Я знал, успеют все.
Хотя меня больше занимал вопрос, кто из Мастеров станет моим соперником на этот раз, всё же я из любопытства глазел на волнующийся передо мной человейник, стараясь вычислить счастливчиков, которым сегодня улыбнётся удача. Большинство были едва оперившиеся ученики, которые участвовали в Турнире впервые и которые с треском вылетят из него, если, конечно, они не гении. Но некоторые лица оказались мне знакомы по прежним турнирам. О, эти являли собой воплощение сдержанности, спокойствия и опыта и снисходительно поглядывали на возбуждённую молодёжь. Знакомая история.