Кубыш-Неуклюж

Жоффрей не сразу уснул и после подколки. С Серёжки капал холодный пот, когда ему сообщали, что нет, он пока в сознании. Сердце билось упрямо, страстно. Большое, чистое сердце маленького, обиженного бульдога. Он не хотел умирать. Ему приходилось теперь сражаться не только с огромной болью, но и с навязанной ему смертью. И это было уже ему не по силам. Но проползло еще несколько минут, прежде чем Серёжка почувствовал, что стук сердца стал чуть ровнее.

– Спит?

– Засыпает.

Когда Кубыш-Неуклюж накрепко уснул, его стали убивать, впрыскивая ему второй препарат. Тут дело пошло быстрее.

– Он ещё дышит, – проговорил Серёжка через минуту после того, как ему сказали, что умерщвляют, – ведь правда? Он ещё дышит?

– Перестаёт.

И сердце остановилось. Рука Серёжки почувствовала, что тело его бульдога обмякло. И потекла моча, которую Жоффрей сдерживал больше суток, так как не мог встать на лапы, чтобы опорожниться. И потекло что-то из ноздрей. Девушки сказали Серёжке, что у Жоффрея был отёк легкого.

– Отёк лёгкого? – удивлённо переспросил хозяин мёртвого тела, – но почему? Откуда он взялся?

– От общего состояния. От того, что несколько месяцев ваш бульдог очень мало двигался. Он хрипел последние сутки?

– Было такое.

– Бедный страдалец! Но уж теперь ему хорошо.

Серёжка не верил. А почему он должен был верить кому не попадя? Мало, что ли, его обманывали во всех этих клиниках? Было три сорок пять. Утра или ночи? Конечно ночи. Откуда взяться новому дню. Проклятая ночь с её мёртвым телом должна была длиться вечно. Пусть так и будет. Пока Денис, достав из пакета чистую простыню, старательно заворачивал в неё труп, Серёжка позвонил матери.

– Мы с Денисом через пять – семь минут подъедем к твоему дому, – сказал он ей, – вынеси лопату.

– Умер Жоффрейчик? – ахнула мама.

– Нет, он не умер. Он улетел на свою планету.

Любезные медработницы выдали большой чёрный пакет для мёртвого тела, предупредив, что перед похоронами необходимо его из пакета вынуть. Взяли они с Серёжки почти пять тысяч, так как Жоффрей наркозу сопротивлялся, и пришлось сделать весьма основательную подколку, чтоб он уснул. Пробили квитанцию.

– Можно, я её брать не буду? – спросил Серёжка.

– Нет, вы возьмите. А потом можете выкинуть, если вам так угодно.

Обрывки мерзкой квитанции разлетелись сразу за дверью. Жоффрея нёс к машине Серёжка. Было ещё темно. Серёжка сел сзади, чтобы спокойно поговорить с Жоффреем последние четверть часа. Машина тронулась и поехала. Но Серёжка этого не заметил. Он говорил со своим бульдогом. Было ему о чём с ним поговорить, потому что он обижал его слишком часто, порой жестоко. И разорился бы он, вовремя купив для него ботинки?

Улицы были ещё пустынны. Мама с лопатой уже стояла возле подъезда. Взяв у неё лопату и что-то коротко рассказав, Денис опять сел за руль. И стали отщёлкиваться в туманную бездну вечности, всё-таки поглотившей эту проклятую ночь, последние пять минут. Жоффрей был всё ещё тёплым. Уши его стояли торчком. Серёжка прощупал их сквозь пакет и ткань. Это были какие-то замечательные, волшебные и непобедимые уши.

– Где именно мы его похороним? – спросил Денис, когда подъезжали к лесу, – около главной аллеи кладбище есть для собак и кошек. Может быть там?

– Нет, лучше давай около аллеи, которая начинается со стороны Третьей Владимирской, – попросил Серёжка, мучительно оторвавшись от разговора с Жоффреем.

– Но там машину поставить негде! Может, поближе к Новогиреево?

– Денис, поставь как-нибудь! Пожалуйста.

– Хорошо.

Машину Денис поставил с риском нарваться на большой штраф. И к тихому, предрассветному лесу Серёжка сам нёс Жоффрея, чувствуя сквозь пакет тепло его тела. Как не хотел Жоффрей умирать, так и остывать он не собирался. Денис с лопатой шёл рядом, придерживая Серёжку за локоть. Свернув с аллеи направо между двумя первыми скамейками и чуть-чуть пройдя вдоль канавы, они стали рыть могилу под старым деревом, на котором весел скворечник. Кажется, это была берёза. Копал, конечно, Денис. А Серёжка всё ещё говорил со своим бульдогом, всё ещё чувствуя бесконечное от него тепло. И ему казалось, что Жоффрей жив. И горло распирал ком. И звёздная тишина стояла в лесу.

– Думаю, достаточно, – произнёс Денис, вырыв яму на три штыка, – давай с Жоффреем прощаться. Прощай, Жоффрей!

– Пока, Кубыш-Неуклюж, – прошептал Серёжка, сдёрнув пакет с бульдога, – скоро увидимся!

Наклонившись, он положил Жоффрея в могилу. И на него положил резиновую свинью. Засыпав могилу, Денис швырнул лопату в канаву, наполненную весенней водой. И всё было кончено. И проклятая ночь кончалась. Светлело.