Кубыш-Неуклюж

Серёжка нажал на сброс. Швырнув куда-то мобильник, он подбежал к Жоффрею, схватил его, и поднял, и прижал к груди. И случилось чудо. Жоффрей храпеть перестал. Серёжка смертельно перепугался. Но в тот же миг он почувствовал, что дышать Жоффрей продолжает. Тогда он положил пса на диван и храп не возобновился. Дыхание было ровным, глубоким, чистым.

– Наверное, ему было холодно на полу, – предположил Эдик после минутной паузы, – как я счастлив, слава Аллаху!

– Да, это точно, – сказал Серёжка, – ты хочешь чаю?

– Нет, не хочу.

Несколько минут они молча слушали, как прекрасно дышит Жоффрей. А потом Серёжка тихо спросил:

– Что делать?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – с испугом ответил Эдик, – тебе решать, ты хозяин. Мы с ним – друзья, не более и не менее. Но любое твоё решение я приму и окажу помощь.

– Ты понимаешь, что он сейчас в самом настоящем аду?

– Ты думаешь?

– Да!

Эдик промолчал.

– Так может быть всё-таки, – очень тихо начал Серёжка. Но у Жоффрея недаром были такие огромные уши.

– Он тебя слышит! – перебил Эдик, – пожалуйста, замолчи. Он приподнял голову, смотрит!

Серёжка похолодел.

– Как – смотрит?

– Нет, он сейчас уже голову опустил, – пролепетал Эдик, – ему очень трудно держать её на весу, но когда ты стал говорить про это… про это… он на тебя смотрел страшными глазами!

Серёжка сел на диван и легонько сжал Жоффрея ладонями. Тот вздохнул. Руки ощутили, что его сердце забилось чуть-чуть быстрее.

– Не бойся, – сказал Серёжка, – мы остаёмся дома. Я не хочу никуда уезжать, если ты не хочешь. Давай останемся дома.

Бульдог ещё раз вздохнул. Он не возражал. Серёжка поднялся, подошёл к Эдику и пожал ему руку.

– Большое тебе спасибо. Всё уже хорошо.

– Ты уверен?

– Да.

– Тогда я пойду?

– Иди.

И Эдик ушёл, взяв с Серёжки слово, что тот ему позвонит, если будет тяжко. И громко лязгнула за ним дверь. И настала ночь. Проклятая, злая ночь с седьмого на восьмое апреля. И вскоре после полуночи началась последняя схватка маленького бульдога с его жестоким врагом. Шерсть бульдога вздыбилась. И бульдог зарычал. Это был бульдог. Он рычал неистово, страшно. Лишь на секунды он умолкал, чтоб набраться сил, а потом – опять. Вот так умирал Кубыш-Неуклюж – маленьких герой, который всегда отбегал, если на него нападала крошечная собачка, и вступал в драку, когда набрасывалась овчарка или ротвейлер. И вот сейчас он ввязался в драку с огромной, страшной онкологической болью. Она ломает любого. Но маленький, неуклюжий, смешной комочек, который ни разу в жизни не сделал никому зла, с ней яростно дрался. Он не скулил, не выл. Он рычал. Он стойко и мужественно сражался – нет, уже не за жизнь, а за благородную смерть. Он не собирался сдаваться, не отступал ни на шаг. Его было не сломать. Серёжка всё это понял. Он позвонил Наташке. Послушав, что происходит, она заплакала.

– Я теперь могу это сделать? – спросил у неё Серёжка.

– Да, теперь можешь! Прошу тебя, сделай это скорее!

– Тогда немедленно приезжай! Я ведь с ним один.

– Это невозможно!

– Да почему?

– Я сойду с ума!

И странное дело: Серёжка, не отвертевшийся от того, чего он боялся больше всего на свете – от своего бессилия перед адской мукой Жоффрея, вдруг ощутил нечто вроде гордости. Темнота над адом распалась, и из сияющей, ослепительной синевы ангелы запели "Царицу Савскую". Слушая, как Наташка захлёбывается слезами, он уточнил:

– Так значит, стена пробита?

– Да, да! Пробита! Прости меня! Завтра я тебе позвоню! Я её нашла…

Раздались гудки. Опустив мобильник, Серёжка взял своего бульдога на руки. Тот рычать перестал. Он несколько раз вдохнул с призвуком рыдания, содрогаясь от сумасшедших ударов своего сердца. Он был уже на пределе. Но на руках у Серёжки стало ему полегче. Левой рукой прижимая его к груди, Серёжка припомнил номер Дениса и стал его набирать. Денис моментально вышел на связь.

– Ты всё ещё на работе? – спросил Серёжка.

– Да всё, уже выезжаю! А ты чего хотел-то?

– Есть у меня проблема. Пожалуйста, помоги мне её решить.

– А что за проблема?

Серёжка заколебался в последний раз. Сердце у Жоффрея стучало неровно, дёргано. Отражая вспышки безумной боли. Но ведь Жоффрей ей не сдался! Она его не заставила быть униженным, жалким, плачущим. И, конечно же, не заставит. Ему осталось, от силы, часов семь – восемь.

– Он умирает страшно, – сказал Серёжка, – надо ему помочь.

– Серёга, я тебя понял, – пробормотал Денис, – а где это лучше сделать?

– За кинотеатром, возле которого ты живёшь, есть ветеринарная клиника. Ты не знаешь, она работает круглосуточно?

– Круглосуточно.

– Давай там.

– Давай. Часа через полтора подъеду. Я ведь не близко.

Эти проклятые полтора часа оказались самыми страшными. Продолжая держать Жоффрея одной рукой, Серёжка нашёл на кухне пакет и сунул в него резиновую свинью, затем – простыню, взяв её из шкафа. Потом он долго таскал Жоффрея по всей квартире. Он то просил его потерпеть, то внушал ему, что они расстанутся ненадолго. На год. Жоффрей терпел. И не верил. Лишь иногда он вскрикивал, и тогда всё тело его на одно мгновение каменело, а затем вновь становилось тряпочным.