Куда уходит кумуткан

Он устроился на коврике у колёс пикапа. Обжигаясь, ел, смотрел в темнеющую мглу и думал о том, что Иркутск стал далёким, почти нереальным. Они были в пути два дня, а казалось, что не меньше месяца отделяет их от Городка, Сёмы, «Бурхана» и Чёртова поля. Теперь нельзя было вспомнить, когда они с Аюной подбросили Цыдыповым нарисованное на мышиной шкурке зя. Кода была битва при Аргуне и чем она закончилась. Когда хоронили Рику и чем пах её костёр. Всё это случилось в прошлой жизни. Нет, тысячи лет назад. И даже миллионы — в те дни, когда байкальские нерпы только собрались в далёкое путешествие к Байкалу. Всё это происходило не с Максимом, а с кем-то другим.

Жизнь легко рвалась на лоскуты. Сейчас бы Максим не удивился и не расстроился, если б ему сказали, что следующий год он проведёт здесь, в ледяной пустыне. Будет ходить в нерпячью школу, учиться плавать, ловить рыбу. Почему бы и нет?

К нему подсели Саша и Аюна. Молчать вместе было приятнее.

Долго так сидеть не удалось. С приходом сумерек резко похолодало. Подул широкий зимний ветер. Ничто не мешало ему разгуливать по мёрзлым просторам Байкала. Он кружился в диком танце, поднимал вихри снега, радостно ударялся в борта машины. Позёмки, ласковые и приятные днём, к вечеру наполнились звериной силой — пушистый котёнок, только что ласкавшийся в ногах, вырос, одичал и теперь с грозным оскалом бросался на людей.

Ребята, плотнее кутаясь в воротники, подождали ещё несколько минут и отправились в палатку, забрались в спальники.

Дядя Коля и След вернулись от заструг. Ужин к их приходу остыл, но они не жаловались. Теперь нужно было караулить, высматривать сигнальные фонари сетей. Мужчины договорились дежурить по очереди.

Машины стояли поодаль от палаток, на расстоянии метров двадцати друг от друга, для большей безопасности.

Максим чувствовал, как сон напитывает тело, но сопротивлялся. Нарочно ворочался с бока на бок. Хотел увидеть, как в лагерь принесут нерпят. Для них уже стояли четыре самодельных деревянных ящика. Такими пользовались в нерпинарии в санитарные дни, когда нужно было вытащить артистов из бассейна.

Ветер трепал палатку, завывал, но в тёплом спальнике было уютно.

Усталость брала своё. Ребята уснули почти одновременно.

Максим проснулся от голосов в лагере. Он не знал, сколько прошло часов или — минут. Накинул на плечи куртку и выглянул наружу. Было холодно и вьюжно. В свете фонарей игрался снежный песок.

Максим увидел, как дядя Коля и дедушка, словно воры в ночи, несут извивающийся свёрток. Поймали. Положили кумуткана на снег, выпутали его из сети, затем перенесли в ящик. Рядом бегал След, принюхивался к нерпёнку. Максим удовлетворился этим и вернулся в спальник.

В следующий раз он проснулся, когда ночь разорвалась сухим громогласным треском. По дну палатки прошла ощутимая вибрация. Максим подскочил, уверенный, что под ним рушится лёд…

Дымка и Клякса

Максим хотел выбежать наружу, но вместо этого замер. Прислушался. Лишь ветер и биение сердца — гулкое, до головокружения тяжёлое. Где-то поблизости едва угадывались голоса. Треск не повторялся.

Максим включил фонарик и увидел испуганные глаза Аюны.

— Что это? — спросила она.

— Не знаю.

— Рыба ворочается, — отозвался Саша.

— Ну тебя, — шикнула Аюна и жестом попросила всех молчать. Она тоже прислушивалась.

Максим вновь подумал о том, что они лежат на корочке, толщиной в полметра. Под ней таятся морские глубины. Дедушка говорил, что Байкал — это океанский разлом. Однажды тут будет середина настоящего океана. Иркутск, Улан-Удэ и другие города скроются под водой, как это было с одним байкальским посёлком, на месте которого сейчас — залив Провал.

— Скорее бы отсюда уехать. На берегу как-то спокойнее, — прошептала Аюна.

— Это точно, — буркнул Саша.

Ребята ещё не знали, что ночью из-за похолодания лёд на Байкале сжался — изорвался широкими трещинами. Их называют становыми щелями. Одна из таких щелей прошла возле лагеря. Именно грохот её появления разбудил ребят. Когда потеплеет, лёд будет расширяться, и тогда загремит сталкивающимися створками щелей, на месте которых появятся ледяные разносы. К маю такое будет происходить почти каждый день, и в прибрежных сёлах скажут, что Байкал начал дышать — просыпается после зимней спячки.

Трещина не затронула палаточный лагерь, обогнула ящики с кумутканами, но, к несчастью, заползла под пикап Виктора Степановича. Задние колёса провалились в воду. Машина зацепилась кузовом за кромку льда, продержалась так несколько минут, затем неспешно, будто нехотя, стала погружаться. Когда мужчины подбежали к ней, на поверхности оставалась лишь кабина. Николай Николаевич успел прикрепить к ней трос, но Евгений Константинович медлил. Его уазик не хотел заводиться, отказывался выезжать с места — буксовал в ледяной крошке. Потом излишне долгой дугой катился к щели. Было поздно. Опустившись в воду, пикап быстро утянул за собой трос нерповщика.