Куда ведут дороги (сборник)

В середине ХХ века в средней Картли, ближе к Большому Кавказскому хребту, в осетинских селениях, можно было еще встретить эти древние дома, сложенные из кусков горных пород или речных булыжников. Этот дом был просторный, в два этажа. Верхний этаж не отапливался и в теплое время года предназначался для молодых. А в нижнем этаже постоянно жили старики-родители, но на зиму и молодые спускались туда, и там же жили и резвились внуки. Внизу было интересно и весело. Целый день здесь горел очаг и булькали подвешенные на крюках котлы, в которых варилась пища для людей и для скота. Тащить варево для животных далеко не приходилось. Они все были здесь, только отделены были от людей невысокой, по пояс, деревянной перегородкой. Как в Ноевом ковчеге, здесь были и круторогие волы, и мелкие горные коровы, и лошадь, и овцы с козлом-предводителем, на шестах сидели красавец петух со своим гаремом красношеих кур, а в закутке обитали гордые и нервные индюшки. Положив голову на перегородку и меланхолично пережевывая жвачку, волы и коровы большими добрыми глазами смотрели на людей и в нетерпении стукали копытами в перегородку и мычали, требуя себе корм. На волю они выходили через комнату, направляясь через единственную дверь, ведущую во двор, и старуха-хозяйка с криком подгоняла их хворостиной, чтобы они в комнате не успели положить лепешку. Зимой, когда на дворе стоял мороз и в горах наваливало по шейку снегу, в нижнем помещении дома от скота шло густое животное тепло с крутым запахом навоза. Хозяин дома Григор, с вывернутыми от старости красными слезящимися веками, всегда говорил, что с животными жить полезно для здоровья, а к запаху можно привыкнуть, тем более что навоз дает животворящую силу земле и ничего плохого в нем нет, кроме пользы. В нос он шибает, когда входишь с улицы, а потом принюхаешься и не замечаешь, зато на душе спокойно и знаешь, что скот на месте и ворам его не увести.

В долгие зимние вечера что-то томило старую душу Григора. Был он и сыт, и пьян, сидел в тепле, и любимый скот перед глазами, но душа томилась и хотела чего-то, но он не понимал, что душа хотела общения с Богом, и некому было это разъяснить, потому что по всей области не было ни одной действующей церкви и ни одного священника. И так было уже 70 лет.

Все долгие годы советской власти повседневная житейская суета: возня со скотом, обработка кукурузного поля и виноградника, поездки на волах в лес за дровами – отнимали у Григора все свободное время, и некогда было подумать о душе и о Боге. И вся православная премудрость, которую он узнал в детстве, постепенно забылась, и не только им, но и всем осетинским народом, жившим в пределах Грузии, а все потому, что еще в первые годы советской власти по всей области были закрыты церкви, а священники изгнаны или сидели в лагерях. В селении Цнелиси, где с семьей жил Григор, была старая полуразрушенная часовня без дверей и оконных рам, куда в непогоду забредал скот, пасущийся рядом, спасаясь от холодного дождя и ветра, и там, кроме навоза, ничего больше не было. В определенный день, один раз в году, Григор доставал с полки деревянную шкатулку, где в вате лежали разноцветные, красивые, обточенные рекой камешки, доставшиеся ему от предков. Он раскрывал шкатулку и смотрел на камни, молился над ними, прося у этих камней помощи и защиты. Он просил для семьи и скота здоровья, для кукурузного поля и виноградника защиты от града. Он считал, что эти камни обладают таинственной силой отгонять демонов, которые наводят порчу на людей и на скот.

В этом селении народ не праздновал ни Рождество, ни Пасху. Не праздновал он также и советские праздники. У них был только один праздник в году – «Швид Маиси», или двадцатое мая. А что они праздновали, они и сами не знали и не могли мне объяснить, только и говорили: «У нас так знают». Праздник считался большим. И женщины загодя расстилали во дворе брезент и сушили на нем ячмень, затем в больших котлах на костре варили отличное осетинское пиво – «Ирон баганы», которое потом держали во вкопанных в землю громадных глиняных кувшинах и пили его все лето. В честь этого праздника расставалось с жизнью много индюшек, телят и баранов, из мяса которых приготовляли с различными приправами острые кавказские блюда. Праздник справляли весело. Играли на гармошках однообразную тягучую мелодию, дудели на гнусавой зурне, бренчали на пандури. Все от мала до велика ходили пошатываясь, одурев от пива и обильной мясной еды. Женщины в этот день обязательно посещали часовню с ее унавоженным полом и три раза обходили ее кругом, целуя все четыре угла, и просили здоровья для семьи и скота. А кого просили, толком и сами не ведали. Впоследствии я, посмотрев в святцы, обнаружил, что 20-го мая празднуется Собор Грузинских святых, но народ этого не знал, и получилось прямо по слову Божию: Поражу пастыря, и рассеются овцы стада. Так оно и было.