Куда ведут дороги (сборник)

– После окончания университета, – рассказывал он, – направили меня в небольшой городок преподавать биологию в сельхозтехникум. Городок был как городок: в центре кирпичные постройки райкома, райисполкома, суда и милиции, а на окраинах сплошь деревянные частные домики с палисадниками и сиренью. И еще надо отметить большое количество ворон, которые целый день отвратно каркали на деревьях и тучами носились над городком. Поначалу все у меня было, как у всех выпускников, и даже дали мне небольшую квартиру. В техникуме я учил ребяток основам дарвинизма, как обезьяна постепенно превратилась в сутулого коренастого неандертальца, у которого колени были, как пушечные ядра и который мог прыгать сразу на пять метров. Растолковывал им учение академика Лысенко и прочее, что сейчас считается чушью и бредом, но тогда ребятки внимательно слушали и в тетрадочки все конспектировали. После уроков иду в столовую обедать. Стою в очереди с пластмассовым подносом в руках и медленно продвигаюсь к раздаточной. Сзади кто-то жарко дышит мне в затылок пивным духом и чесноком. Вот уже подошел к алюминиевым серым вилкам и ложкам, беру их и кладу на поднос. Толстая зобатая кассирша с накрахмаленной наколкой в волосах выбивает мне щи, биточки и бледный пресный компот. Ворочаю ложкой щи, в надежде, что там нет таракана. После обеда несу грязную посуду на особый стол, а поднос на другой. Рутина меню и столовского быта с его запахами старых мокрых тряпок – ужасная, а потом обязательно – изжога. Каждую зиму городок постигала эпидемия гриппа, которая валила весь техникум с ног. Ну, конечно, и меня тоже. Пришел я в поликлинику и попал к молодой докторше. И докторша эта была очень хороша собой. Я таких еще не видел и не встречал. Глаза у нее были какие-то колдовские, завораживающие. В общем, произвела она на меня потрясающее впечатление. Может, это наваждение случилось от высокой температуры и злого гриппозного вируса, а может, и впрямь амур любовную стрелу пустил в мое одинокое сердце. И стал я с тех пор похаживать к поликлинике и высматривать красавицу-докторшу. Когда она выходила с работы, я шел за ней следом. Она оглядывалась, улыбалась и грозила мне пальцем, но я не отступал, и в конце концов мы познакомились и стали встречаться. Ее звали Елена, она была москвичка и не замужем. Я в это время был на седьмом небе от счастья, и душа моя вся была заполнена любовью к этой женщине.

В этом городке, где я жил, существовала действующая церковь, что в хрущевские времена было большой редкостью. Мимо нее я проходил ежедневно, направляясь в техникум. Совершенно равнодушно я тогда смотрел на праздничное скопление людей около нее. То стояла очередь с бидонами для святой воды, то с пучками вербы, то с куличами, которые они принесли святить. «Чудаки!» – думал я. И мне была смешна их наивная вера во святую воду и в крашеные яйца. Во всем этом благочестии мне виделись традиционно реликтовые обычаи, и мне тогда и в голову не приходило, что стоит за всеми этими церковными традициями. Я замечал также, что городские власти всячески противодействовали церковной жизни. Меня забавляло, когда я видел, как стражи порядка тащили священника в милицию за то, что вышел на улицу в рясе и с крестом, как поперек дороги, напротив церкви, вывесили транспарант с надписью, что религия – опиум для народа, как с грузовой машины стаскивали ларек и поставили его у церковной ограды для торговли вином в розлив. А гипсовый памятник вождю мирового пролетариата, стоящий у райкома, окрашенный серебрянкой, указывал на церковь, как бы говоря: «Вот где затаились вражины!»