Kudos

– Я тоже так думала, – сказала она, – поэтому и позвонила ей, хотя такие разговоры стоят очень дорого, и она сказала, что значение имеет только то, чье имя указано в документах на машину. По ее словам, никакой моральный довод не поможет, и мне было так трудно в это поверить, что в конце концов мы проговорили слишком долго, и, помимо всего прочего, я получила от нее огромный счет. Пора бы мне уже понять, – сказала она, – что Стефано не руководствуется тем, что хорошо, а что плохо, а действует согласно тому, что позволяет закон. Он понимает, что может использовать закон как оружие, а я думаю о законе только в связи со справедливостью, для которой уже слишком поздно.

– Не повезло тебе, что Стефано такой умный, – сказала Паола, и Фелиция улыбнулась.

– Это правда, мне удалось найти умного мужчину, – сказала она.

– Буканьер использовал закон так, как используют большой шар на цепи, когда сносят здание, – сказала Паола. – Выходит неуклюже, вокруг куча мусора, но в конце концов не остается ничего. Впрочем, если убийство когда-нибудь легализуют, – сказала она, – минуты не пройдет, как я услышу звонок в дверь, и это будет он. Несмотря на то что он всегда рад совершить мелкие противозаконные проступки, которые не вскроются, ему никогда не нравилась идея отмотать срок в тюрьме даже ради удовольствия убить меня.

Фелиция откинулась на спинку стула; бокал покоился у нее на коленях, ее меланхоличная улыбка была едва видна в темноте.

– Такое хорошее вино, – сказала она, – я чувствую, что меня клонит в сон.

– Ты устала, – сказала Паола. Фелиция кивнула и прикрыла глаза, всё еще улыбаясь.

– Сегодня утром, – сказала она медленно, – я встала в шесть. Я отвела Алессандру в школу в семь и поехала на велосипеде в университет, где преподаю перевод: у меня было занятие в восемь. Затем я поехала обратно и села в поезд, чтобы добраться до школы в пригороде, где я преподаю английский и французский. Единственная проблема, – сказала она, – в том, что сегодня не пришел один из учителей, так что у меня было в два раза больше учеников, чем обычно, и, так как на этот день уже был запланирован тест, мне пришлось взять с собой на проверку в два раза больше работ. Я никак не могла представить, как мне увезти их на велосипеде. И я почувствовала гордость, – сказала она, – когда мне пришло в голову привязать стопку бумаг к сиденью и крутить педали стоя. Затем, – сказала она, – я села в обратный поезд до города и пошла в библиотеку: меня попросили сделать доклад о каталогизации переводных текстов. Алессандра утром плохо себя чувствовала, – добавила она, – и я отчасти ожидала, что мне позвонят из школы и скажут, что нужно приехать и забрать ее, и я не знала, что тогда буду делать, так как у меня был очень плотный график, но, к счастью, из школы никто не позвонил.

– Однако позвонил другой человек, – сказала Фелиция, откинувшись на стуле назад и прислонившись головой к стене, – моя мама, и она сказала, что устала хранить мои коробки и мебель, которые раньше согласилась держать у себя, и что если к концу дня я не приеду и не заберу их, она вынесет их на улицу. Я напомнила ей, – сказала она, то ли с улыбкой, то ли нахмурившись, – что, поскольку я остановилась в квартире друга, мне некуда поставить эти вещи, и, кроме того, у меня теперь нет машины, на которой я могла бы приехать и забрать их, а у нее в доме большой чердак, где эти вещи могут лежать, никому не мешая. Она сказала, что устала хранить мои вещи у себя на чердаке, и повторила, что вынесет их на улицу, если я не приеду и не заберу их к концу дня. Это не ее вина, сказала она, что я превратила свою жизнь в такую неразбериху и что у меня даже нет собственного дома. Ты из хорошей семьи, сказала она, и при этом предполагаешь, что твой ребенок может жить как бродяга. Я сказала ей: мама, у тебя была другая ситуация, потому что папа обо всем заботился и тебе не нужно было работать. И она сказала: да, и посмотри, к чему тебя привело равноправие – мужчины больше не уважают тебя и позволяют себе обращаться с тобой по-скотски. Твоя кузина Анжела никогда не работала, сказала она, дважды разведена и сейчас богаче, чем королева Англии, потому что сидела дома, заботилась о детях и вкладывала в них как в свой будущий капитал. Но у тебя нет дома, денег и даже машины, сказала она, и твой ребенок ходит как сирота. Ты даже не можешь подстричь ей челку, сказала она, которая закрывает ей глаза, и она не видит, куда идет. Я сказала: мама, Стефано нравится ее прическа, и он настаивает на том, чтобы я не стригла челку, так что я ничего не могу поделать. Тогда она сказала, что не может поверить в то, что произвела на свет женщину, которая позволяет мужчине указывать ей, что делать с волосами ее собственного ребенка. Она повторила, что больше не хочет хранить мои пожитки в своем доме, и бросила трубку.