Кукарека Иванович

— А вот я бы, — говорил тот, что лежал в самом углу, — я бы сделал нашего Титирикэ старшим над всеми дождями. Пусть он придумает такую машину: нажмёшь где надо ногой или рукой, и сразу пойдут дожди, сколько нужно и когда нужно. А остальное всё — за нами! Только бы поскорее выздороветь и выйти отсюда!

Никогда не знаешь, что принесёт тебе настоящую пользу и от чего заболеешь или выздоровеешь. Сколько лекарств проглотил Титирикэ, сколько уколов ему сделали, а толку — чуть! А тут поговорил с хорошими людьми, и от их хороших слов голова Титирикэ стала лёгкой, шея вдруг скрипнула и повернула нос в направлении пупка.

— Ура! — закричал Титирикэ. — Ура! Голова на место встала! Ура!

Тут дождь как раз перестал лить, и Титирикэ выбежал на улицу, чтоб все в городе видели: голова его встала на место!

Люди, конечно, радовались такому замечательному событию, только вороны вроде сговорились ворчать на Титирикэ. «Карр! Карр! Карр!» летали они над ним, как бы говоря: «Вот он! Вот он!»

И надо же было Титирикэ так сильно рассердиться на этих проклятых ворон, — он поднял с земли камушек, размахнулся изо всех сил и бросил его в стаю ворон… Тут голова его возьми да и повернись опять задом наперёд.

Вы помните, сколько врачей и сестёр засучили рукава, чтобы помочь Титирикэ в его беде?.. И вот эти четырнадцать рук снова начинают всё сначала! Хотя, конечно, все врачи и сестры были и сердиты на Титирикэ за то, что он снова свернул себе голову, но всё равно дружба у них с Титирикэ была крепкая. Положит один врач, с усами, ему руку на лоб, и вроде головная боль тут же проходит.

Сестра, высокая и весёлая, готова была лучше себе делать уколы, а не мальчику… Но был один, кудрявый такой, который, похоже, держал сторону не Титирикэ, а ворон, тех самых, из-за которых у мальчика всё опять пошло не так.

Когда Титирикэ заходил к этому кучерявому врачу, тот сразу же просил его высунуть язык.

Представляете положение? Как тут скажешь доктору, где болит и что болит, если стоишь, как дурак, с высунутым языком?!

Стоишь столбом, — кажется, что и глаза уже на лоб лезут…

А доктор сидит себе, уткнув нос в какие-то бумаги, и только ручкой скрип-скрип-скрип, скрип-скрип-скрип, а то и просто уставится в свои бумаги, и тут обычно наступала такая тишина, что слышно было, как за окном мухи летают.

Высовывал, высовывал ему Титирикэ язык, а потом решил покончить с этим.

— Покажи язык! — как всегда, сказал ему врач, елозя ручкой по бумаге.

— Пожалуйста, — ответил Титирикэ, и, раз он всё равно стоял к врачу затылком, то не высунул язык, а стал жаловаться, что его совсем не лечат.

Услышав голос Титирикэ, врач так удивился, что впервые даже перестал писать.

— Ты что, умеешь разговаривать с высунутым языком? — удивлённо спросил его врач.

— У вас в больнице, — огрызнулся Титирикэ, — не только этому научишься!

Врач, не ожидавший от Титирикэ таких слов, покраснел и крикнул:

— Из кабинета вперёд шагом марш!

А так как для Титирикэ слово «вперёд!» означало «назад», то он налетел с размаху на стол врача и чуть не опрокинул его.

Доктор стал ругать Титирикэ на все лады, а тот, как ни в чём не бывало, говорит:

— Сами же виноваты! Мне с моим заболеванием надо командовать «назад-вперёд, шагом марш!»

И так, под свою собственную команду, Титирикэ почти что выбежал в коридор.

Вечером он попросил у одного больного иголку с нитками и сшил себе из двух носовых платков большой мешочек. Соседи по палате всё выпытывали, откуда у него столько денег, чтобы класть их в мешок, но Титирикэ только отмалчивался.

Потом две ночи подряд он исчезал из палаты, и никто из больных не знал, где он пропадает.

А когда на третий день его вызвали на приём к кучерявому врачу, Титирикэ взял с собой таинственный мешочек.

— Ну, будешь на этот раз показывать язык или нет? — спросил его врач.

— Конечно, буду, — сказал Титирикэ, развязывая мешочек. И вдруг оттуда выскочила здоровенная крыса — и прямо к доктору на стол, на бумаги.

— И ты покажи язык, — сказал ей Титирикэ.

Ещё до вечера мальчик был выписан из больницы. Уже выписанный, Титирикэ оправдывался: крыса ведь с этого самого больничного двора (он даже показал норку, где её поймал).

— Может, она тоже хочет этому врачу язык показать, — сказал Титирикэ, собирая свои нехитрые пожитки.

На прощание то один больной, то другой отводил Титирикэ в сторону, чтобы поведать свою тайну. А тайна заключалась в том, что, оказывается, им всем тоже приходилось стоять перед кучерявым доктором с высунутыми языками. Вот потеха!

Потом эти добрые соседи по палате скинулись, собрав ему деньги на автобус. Один сказал:

— Не горюй, Титирикэ, дома обязательно поправится твоя голова. Было бы что-то в этой голове! — И постучал себя, смеясь, по лбу.

Мать, видя, что Титирикэ входит во двор по-прежнему с повёрнутой задом наперёд головой, запричитала:

— Что же мне теперь с тобой делать! Господи, что мне теперь с тобой делать?..