Кукареку. Мистические рассказы

Вот так, и все это – затянувшаяся партия в шахматы. Всю жизнь я боялся смерти, а сегодня, размышляя о смерти, – не трушу. Моему Партнеру хотелось бы потянуть время. Ему нравится мучить меня медленно, мало-помалу. Сперва он отнял у меня дар актера и увлек писательством, а вскоре писателя-то и прихлопнул во мне. Следующим ходом – лишил меня мужской силы… И догадываюсь, что с эндшпилем он не спешит. Что, по правде сказать, прибавляет мне сил. В мансарде холодно? Ну и пусть. Нечем поужинать? – не беда, лягу голодным. На каждый его саботаж отвечаю своим саботажем. Возвращаюсь я недавно домой, поздняя ночь. Мороз жуткий. Смотрю – ключа нет, потерял где-то. Бужу дворника, а он никак не найдет запасного, дышит на меня перегаром, и вдруг шавка его хватает меня за щиколотку… В прежние годы я впал бы в отчаянье, а тут говорю так тихо Партнеру: «Если хочешь, чтобы я заболел пневмонией, что ж… считай, что со мною покончено». Вышел со двора и решил отправиться на Венский вокзал. Ветер с ног сбивает. Такси в этот час дожидаться – минут сорок, не менее. Прохожу мимо Союза актеров и вижу: свет в окне. Может, позволят перебыть до утра? На лестнице задеваю что-то носком ботинка и слышу: звякнуло. Наклоняюсь и подбираю ключ. Мой ключ. Шанс найти его на темной лестнице и в этом здании – был один, может, из миллиона. Просто мой Партнер испугался, что с жизнью распрощаюсь я раньше, чем он подготовится. Фатализм? Если угодно, пусть – фатализм.

Жак Коэн поднялся и, извинившись, сказал, что должен кому-то там позвонить. Я сидел в одиночестве. Бамберг танцевал на трясущихся ножках с какой-то литературной дамой. Глаза его были закрыты, голова покоилась у нее на груди. Танцевал и, казалось, спал одновременно. Жака долго не было – много дольше, чем нужно для обычного телефонного звонка. Когда он вернулся, его монокль изливал сияние.

– Знаете, кого я видел в соседней комнате? Мадам Чиссик, страстную любовь Кафки!

– В самом деле?

– И рассказал ей о вас. Пойдемте, я вас представлю.

– Не пойду.

– Почему? Женщина, которую любил сам Кафка, стоит того, чтобы взглянуть на нее.

– Мне не интересно.

– Вы просто дрейфите, вот и все. Кафка тоже дрейфил, как ешиботник. А я никогда ничего не боялся и… поэтому, может быть, не преуспел… ни в чем. Да, друг мой, и вот что, мне бы нужно еще грошей двадцать: десять здесь для швейцара и десять – для нашего дворника. Без денег туда хоть не возвращайся.

Я выскреб из кармана всю мелочь и высыпал ему в ладонь.

– Так много? Нет, вы определенно обчистили банк. Сорок шесть грошей! Пиф-паф! Что ж, если есть Бог, он вас вознаградит. А если нет Его, кто ж проделывает все эти кунштюки с Жаком Коэном?

Доктор Гецлзон

Доктор Арон Гецлзон вздрогнул и открыл глаза. Смотреть на часы не было необходимости, он знал, что сейчас ровно четыре. Но все же взглянул и увидел маленькую стрелочку на четырех и большую на двенадцати. В темноте покачал головой: ну да, конечно… Что должно было означать: конечно, счетчик времени упрятан в нас, в глубинах нервной системы, да, конечно, где-то какой-то имеется план упорядочения всего этого безумия. Но все же, в чем же он – этот общий, всеобъемлющий смысл?

Спать доктор Гецлзон лег поздно, в полпервого, уснул, должно быть, минут через пятнадцать. И эти два с половиной часа его сна были настоящим кошмаром. Все сразу, конечно, напрочь забылось, но какие-то сполохи все же, дух оргии, вакханальный психоз, – все это еще обвевало его, сводило леденящим ужасом, как дыхание бездны: истошные вопли, колокольный звон, пожарища, зарезанные дети, кладбищенское болото с разлагающимися трупами, темные удушливые пещеры, наполненные таким страхом, которого он наяву бы не выдержал.

Проснулся доктор в холодном поту. Волосы, обрамлявшие лысый череп, были мокрыми. Колотилось сердце, не унимаясь. Большим и указательным пальцами правой руки он сжал запястье левой и внимательно прислушался к пульсу. Пульс был учащенный, на мгновенье совсем пропадал. Да, конечно, с такими кризами на свете не заживешься – где сил наберешься?..

Попытаться опять заснуть? Нет, не получится, только промаешься до рассвета.

Доктор Гецлзон свесил ноги с кровати и вяло направился к ванной. Принять снотворного? Бесполезно…