Кухарка (СИ)

— Это раз, — Фёдор кивнул. — Во-вторых, что может быть ещё хуже — придётся признать, что санкции против русских работают, и важный проект электрификации Крыма и гарантированное обеспечение его энергией разрушается. Все мы знаем, что основная государственная философия — спасибо за санкции, которые помогают нашей промышленности развиваться. Это, может быть, посерьезнее будет эффект, чем отсутствие в Крыму собственной генерации. Там, по крайней мере, кабель вовремя проложили, и, в общем-то, тема энергоснабжения полуострова не так критична.

Наташа картинно вздохнула и закатила глаза. Ей было скучно. Это заставило Леську “поднажать”.

— А история с гендиректором “Силовых машин”? — вставила она смежный вопрос. — Что думаешь о ней?

— То, что его задержали?

— Да.

— Якобы по подозрению в разглашении гостайны.

— Официального подтверждения пока нет.

— Нет. Но связь со скандалом очевидна, — кивнул Фёдор, — история с директором абсолютно точно связана с турбинами. Вопрос другой — что же произошло? Он тоже довольно любопытный, потому что сначала он задержан был. После проведения допроса — отпущен под подписку о невыезде.

— Это довольно странно с учётом тех обвинений, которые предъявлены.

— Согласен. Разглашение гостайны серьезное обвинение, и отпускать его под подписку как минимум странно.

— Сколько ещё таких сделок, заключённых вопреки санкциям, в расчёте на вечный русский “авось”?

— Уверен, что немало. Тебе ли этого не знать?

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты и твоя родительница — не королевы шантажа всего южного побережья?

Камнепад боли обрушился на Леськину грудь. Время замедлилось, а булыжники падали и падали, не давая набрать воздух в лёгкие. Живот скрутило узлом, и она очень постаралась, чтобы затравленное выражение не промелькнуло в её глазах. Меньше всего она хотела, чтобы он начал вспоминать прошлое в присутствии посторонних. Судорожно вздохнула: почти всхлипнула. Глянула на Наталью. Та настороженно наблюдала за ними.

— Забавляешься, верно? — Леська едва сумела справиться с собой.

— Не без этого.

— Ты никогда не сможешь оставить эту историю в прошлом, да?

— Что за история? — сощурила глаза девушка за столом.

Фёдор отхлебнул из чашки, которую держал уже несколько минут — глоток длился так долго, что можно было бы подумать, что ему требовалось время на раздумье. Это заставило Леську окаменеть: если он скажет своей пассии хоть слово, она… Она не знала, что сделает, но то, что будет смеяться последней — была уверена.

— Разумеется, не оставлю, — Фёдор вернул бокал на место. Он не собирался удовлетворять любопытство Натальи, но и не собирался прощать Леське старые грехи.

Она всё равно едва заметно расслабилась: не болтал — уже хорошо. И на том спасибо. Отпущения грехов она и сама не ждала. Не те грехи, чтобы прощать, не омыв кровью. Тем более он всего так и не знает...

Перекладывая мясо в стальную кастрюлю, она серьёзно раздумывала, не сказать ли ему всё-таки про Маську. Она ведь и сама до сих пор задавала себе вопрос, знал ли её собственный отец о её существовании. Она зачитала до дыр все документы матери, вскрыла пароли вот всех её социальных сетей. Ни одного мужчины мало-мальски подходящего на роль своего отца Леська не нашла. Хоть какой-то след, какой-то намёк: нет же. Всё, что она имела, это смутное упоминание о городе Санкт-Петербург.

Определенно, неизвестность — такого и врагу не пожелаешь, не то, что родной дочери.

Но если глянуть на историю глубже, собиралась ли она говорить Фёдору о дочке, до того, как на горизонте появилась распрекрасная фифа? Нет, не собиралась.

Очень спорный вопрос, можно ли решить одни проблемы, создавая себе другие? Очень спорный. Чем он ей так насолил, что она собирается всю жизнь Федора поставить с ног на голову? Тем, что любил другую женщину, а не её, Леську? Тем, что планировал создать семью или просто находил общество ухоженной, следящей за собой девушки, приятным? Могла ли она, Леська, разрушать его жизнь? Имела ли право в очередной раз принести в неё хаос?

Но принесла ли тогда? Это у неё судьба сделала крутой поворот, а у него разве сделала?

Сомнительно.

Ну, да что о том размышлять? Что было, то прошло.

Она ему скажет про ребёнка, но не сейчас, ни для того, чтобы разрушить его отношения. Скажет как-нибудь потом, может через полгода — год. Напишет письмо, короткое письмецо. Что-нибудь в том роде: “У Вас есть дочь”. Укажет номер телефона. Если он позвонит, уж тогда и расскажет, что она мать этой дочери.

Но не сейчас. Не ради странного скрытого смысла, прикрываясь высокими мотивами материнства.

Фёдор подошёл к раковине, включил воду и ополоснул свою чашку.

— Ты, правда думала, что я могу забыть, кто ты такая и что сделала? — едва слышно проговорил он: челюсть его выдвинулась вперёд, губы презрительно скривились. Леська сжалась: несмотря на его лёгкие подначивания на улице, он ни на миллиметр не стал относиться к ней мягче. Что ж, она тоже не собиралась сдавать позиции. Прошептала, буравя ледяные глаза: