Как Кобб находит таких же сумасшедших психов, как он сам, готовых лезть в любые сомнительные авантюры? Для Имса это всегда загадка. Очевидно, что больные на голову люди каким-то образом, возможно, на гормональном уровне, притягиваются друг к другу. Больше это вообще ничем нельзя объяснить.
Имс кривится. Конечно, у него есть знакомства. И Кобб отлично это знает, потому и не поленился прилететь в Африку, которую он на самом деле терпеть не может. Завтра днем у Кобба рейс до Парижа.
Какого черта все так любят Париж? Одинаковые, как клоны, дома барона Османа скучны до безобразия и способны набить оскомину у любого мало-мальски развитого в художественном отношении человека. Но нет, все стремятся в этот дурацкий город с железной вышкой и идиотской стеклянной хуйней прямо по центру бывшей королевской резиденции. Вместе с Парижем Имс терпеть не может демократических свобод, всеобщего братства и равноправия. О чем это вообще?
Бред.
Боже, храни Ее Величество Королеву.
Имсу очень хочется обернуться и посмотреть на Артура, этого странного мужчину, застрявшего между Америкой и Европой, которого он вот уже неделю не может выкинуть из головы.
Это вызывает у Имса странное беспокойство, невесомую щекотку на грани сознания. Что не так с этим парнем? С ним ведь что-то явно не так.
Кобб неутомимо бубнит в ухо. Убедительные интонации убаюкивают, Имс вертит в руках старую игральную фишку – он всегда так делает, чтобы сосредоточиться, потом засовывает ее в рот, пропихивает языком за щеку, снова прикусывает зубами.
Сосредоточиться на Коббе никак не получается, зато в голове в который раз прокручивается план на грядущий вечер, а по спине то и дело ползут зябкие мурашки.
Кураж.
Далеко за спиной, в облюбованном укромном уголке зала, сидит Артур, и каждый раз, когда он смотрит на Имса, хочется передернуть плечами.
Артур, кажется, уверен в том, что его не видно, поэтому без всякого стеснения разглядывает тыл Имса. Такой наивности остается только умиляться. Если бы мысли и желания могли обретать видимую форму, то от Артура к Имсу тянулся бы плотный вишнево-шоколадный шлейф притяжения. Между ними в пространстве словно бы висит одно-единственное слово – «когда?» – и Имс ощущает это «когда» как канат, который медленно, но верно скручивает чья-то невидимая рука, неумолимо приближая их друг к другу.
Адски странное ощущение на самом деле.
А еще от Артура веет безнадегой. Глухой давнишней тоской и смирением, и Имсу, хотя это задевает его только самым краем, уже хочется повеситься.
Сегодня, мысленно отвечает Имс на невысказанный вопрос. Сегодня, детка, потерпи еще немножко. Я обязательно приду.
Пространные речи Кобба, призванные заставить Имса согласиться на очередную авантюру, пролетают мимо ушей. Имс машинально кивает, между делом раздумывая о том, что у Доминика явно начинается очередная маниакальная фаза. Лезть в алмазную аферу не хочется. Спору нет, дело денежное, но настолько в стороне от интересов Имса…
Забавно, является ли признаком старости осознание того факта, что срубить все бабло мира не получится?
Кобб все же добивается своего: Имс обещает подумать. Это еще не означает согласия, но Кобб удовлетворенно прикрывает глаза.
– Ладно, встретимся в Маастрихте, – Имс встает, пододвигает Аазиру купюры – их там гораздо больше, чем стоит их выпивка, и, не прощаясь, выходит на улицу.
Сегодня Имсу предстоит еще два важных дела, и ни одно из них не стоит откладывать.
***
Имс не торопясь возвращается домой, переодевается, придирчиво наводит порядок в ванной и гардеробной, обделяя вниманием остальную часть квартиры. Дом, в котором живет Имс, старой, еще колониальной постройки, а значит, в нем имеется черная лестница для прислуги. Имс не ленится проверять пыль на ней каждые несколько дней, если находится в Момбасе.
В этот вечер на лестнице все то же самое, что и на прошлой неделе. Имс бросает внимательный взгляд на художественно разложенный мусор, но нет, никаких изменений не заметно. Фантики и песок по углам находятся именно в тех местах, где и должны быть. Это хорошо.
***
Когда день начинает увядать, и морковный цвет крыш Момбасы приобретает бархатный, словно бы подкопченный оттенок едва обожженной в печи терракоты, Имс покидает дом через парадный вход. На пороге он сталкивается с Индрой. Смешные спиральки, из которых обычно состоит ее прическа, в этот момент устало поникли и печально вздрагивают, напоминая висящих на паутинках гусениц.
– Королева трюфелей и рахат-лукума спешит к домашнему очагу, – высокопарно начинает Имс, галантно распахивая перед Индрой дверь.
Индра приобретает подозрительный вид и оглядывает Имса с головы до ног.
– Мне повернуться? – интересуется Имс.
– Можешь не утруждаться, – пожимает плечами Индра, – я и так вижу, что ты нарядился, как павлин.
– Фу.
Индра кивает своим мыслям.
– Точно, опять намылился шляться до утра неизвестно где, – заявляет она.
Спиральки на ее голове согласно трепыхаются.
– Почему это – шляться? – протестует Имс. – У меня свидание! И вовсе не неизвестно где, а в «Савое».