Кукла (СИ)

Дальше Имс, конечно, не слушает. Какой смысл? Сейчас на первый план выходит другое – запахи, движения, ощущения. Слова сейчас вовсе не важны, это всего лишь звуковые колебания в пространстве, и не сказать, чтобы приятные – английским Джомо владеет не очень, произношение не ахти, исковерканные звуки царапают слух Имса, вызывая желание немедленно убрать эти помехи. Имс переключается в другой режим: воздух вокруг него словно становится реже и прозрачнее, очертания предметов обретают острые, четкие грани, крылья носа натягиваются от интенсивности запахов.

Имс окончательно выходит из-за стены ящиков, мягко переставляя ступни. Все тело сейчас как пружина, готовое распрямиться с максимальной отдачей.

– Мечтать вредно, Джомо, – говорит Имс, приближаясь почти вплотную этим кошачьим шагом, и поправляет повешенный на левый локоть пиджак. Пиджак полностью скрывает Имсово запястье и зажатый в нем обратным хватом узкий длинный стилет – и это отнюдь не антикварное оружие.

– Что? – переспрашивает Джомо, подаваясь к нему – голос Имса слишком тихий, и Джомо по-прежнему не чувствует ничего, кроме всепоглощающего самодовольства.

– Мечтать вредно, – четко повторяет Имс и широко улыбается.

Это вовсе не та вкрадчивая, обещающая улыбка, которой он улыбался Артуру в тот вечер у Патриса. Это самый настоящий оскал, воскрешающий в памяти распахнутую пасть акулы, – кривыми острыми зубами, которых, кажется, гораздо больше, чем положено обычному человеку.

Обычные люди не имеют к Имсу никакого отношения.

Имс делает последний шаг. Удивление на лице Джомо вспыхивает и ширится, ширится, рука Имса плавно, по элегантной круговой траектории взлетает наискосок вверх, вспарывая горло Джомо, как натянутый на раму холст, и Имс доворачивает кисть, чтобы уж наверняка, чтобы увидеть, как из рассеченной сонной артерии широким потоком хлынет кровь, и на мгновение, на одно мизерное, восхитительное, долгожданное мгновение дает волю тому, Другому.

Блаженство.

Брызги крови бисером оседают на коже, запах врывается в ноздри, шибает в нос и ударяет в голову, внутренности сжимаются в болезненном и восхитительном спазме, и очень, очень, очень трудно удержать рвущийся с губ стон.

Блаженство.

Едва слышный хрип Джомо отлично заменяет собственный подавленный стон, и бесконечное удивление в его широко распахнутых глазах выводит восторг на новый виток.

Иногда, когда вот так – телом к телу, кожей к коже, лицом к лицу – это слишком похоже на секс, это слишком похоже на густой, выжимающий внутренности оргазм – когда синхронно расширяются зрачки, когда два выдоха сливаются в один, когда тело в твоих руках вздрагивает последний раз и дико, невыносимо хочется сказать: «Потерпи, потерпи еще немножко, сейчас все будет»…

Ну, хватит.

Впереди другое, такое же вкусное, обещает Имс.

А может быть, и лучше.

И в любом случае, нельзя давать слишком много воли. Поиграли, и хватит.

***

Заляпанный кровью пиджак оканчивает свое существование в пакете с пищевыми отходами в мусорном баке ресторана в десяти кварталах западнее. Имс избавляется и от фотоаппарата тоже, разбив его о решетку сточной канавы и отправив туда обломки.

На рубашке есть следы крови, он знает это, но большую часть принял на себя пиджак, а рубашка слишком пестрая, чтобы на ней было что-то заметно. Да и не собирается Имс разгуливать в ней при белом свете. Рубашка не доживет до следующего утра, а Имс, рассветной ранью возвращающийся из «Савоя» к себе домой через черный ход бара в слишком тесной ему бледно-голубой рубашке Артура, предпочтет не заметить подавляемой улыбки Аазира.

И когда Аазир сочувственно выставит перед зевающим Имсом чашку густого пряного кофе и между делом заметит, что, по слухам, Джомо не удалось пережить прошедшую ночь, Имс только душераздирающе зевнет еще раз, сонно хлопнет ресницами и, растирая ладонью покрасневшие глаза и неловко поводя плечами в расходящейся по швам сорочке, только хмыкнет и равнодушно скажет:

– Туда ему и дорога. Мечты – слишком вредная штука.

***

Артур буйный и непредсказуемый, а самое главное и замечательное, что эти буйство и непредсказуемость происходят от того, что Артур сам не знает, чего хочет.

Имс терпеливо ждет, когда Артур придет хоть к какому-то решению. Ждет под дверью в коридоре отеля, интимно освещенном тусклым желтым светом, ждет, когда держит Артура за талию уже в номере, ждет, когда Артур замирает прямо у него в объятиях и смотрит куда-то внутрь себя, словно советуется с невидимым собеседником. Вот это уже Имсу совсем не нравится: невидимый неизвестный третий его совсем не устраивает, пусть даже и в голове Артура. Тем более, если он в голове у Артура.

Терпение Имса лопается именно в тот момент, когда Артур наконец-то определяется с дальнейшими планами – он, видите ли, не будет с ним трахаться! Ну конечно! Имс закатывает глаза и запускает ногти Артуру в спину, от души, с приличной долей садизма. Пора показать, кто тут хозяин положения.