Кукла (СИ)

Артур хмурится и отгонят тошнотворные ассоциации. Он верит, что в этот раз ему повезет во всем – может быть, наконец-то пришел его главный час. Артур верит, что человек должен служить высшим смыслам. Как там говорил Ирвинг Стоун? «Чтобы идти в этом мире верным путем, надо жертвовать собой до конца. Назначение человека состоит не в том только, чтобы быть счастливым, он приходит в мир не затем только, чтобы быть честным, – он должен открыть для человечества что-то великое, утвердить благородство и преодолеть пошлость, среди которой влачит свою жизнь большинство людей».

Может быть, именно здесь, в этом времени и месте, сойдутся в точку все линии, и Артур поймет, ради чего, собственно, судьба его так усердно точила – до определенной формы, до определенной жесткости. Как море точит камень – до тех пор, пока он не станет ровно таким, каким подходит стихии.

Артур так увлечен своими мыслями, что даже не замечает, что уже стоит перед мамбо – у той в руках садовая лопатка, а руки в садовых же перчатках, как у какой-нибудь добропорядочной пожилой английской дамы. Только растение, которое она обкапывает, вовсе не чайная нежная роза и не романтичная душистая лилия, нет, это какая-то жуткая хреновина, похожая на пурпурного жирного и хищного питона, зарытого частичного в землю, только питон еще опушен по всей длине синей щетиной. Артур сразу же размыто вспоминает рассказ Уэллса о плотоядных орхидеях, и его опять корчит. От штуковины, между прочим, несет гнилым мясом – ну ладно, не то чтобы прямо несет, но ощутимо попахивает.

Тут только Артур спохватывается, что не знает ни слова по-дагомейски. Но мамбо выпрямляется, насмешливо щурится и приветствует его на совершенно понятном английском.

– Духи озера благосклонны к тебе, мистер, доброго тебе дня.

– Доброго дня, – улыбается в ответ Артур и недоумевает, зачем он вообще платил деньги Ару. – Я пришел узнать, могу ли я рассчитывать на ритуал вызова лоа Нугу, если мой вопрос не оскорбит тебя, мамбо.

Мамбо внимательно смотрит на него из-под полей все той же соломенной шляпы, а потом медленно, аккуратно кладет лопатку на плетеный стул.

– Мистеру помощь мамбо не нужна совсем, – как бы чуть удивленно и чуть недовольно говорит ведьма. – Нугу сам приходил к тебе, мамбо видит. У мистера прямая связь с Нугу, да не разгневаем мы его своими желаниями. Мистер приглянулся Нугу, это сразу видно.

А потом ведьма почему-то тычет Артуру чуть повыше локтя, на левое предплечье. Артур в легкой рубашке с коротким рукавом, и, насколько он видит, на предплечье ничего особенного нет – кожа как кожа, уже загорела. Артур загорает моментально, он смуглый от природы, но загар проблем ему никогда никаких не приносит, в отличие от людей с бледной кожей.

Мамбо криво улыбается и скрывается в доме, а Артуру ничего не остается, как убираться восвояси. Лодочник, пока ждал его, успел выкурить какую-то чудовищную сигарету, и теперь вся одежда Артура пропитывается запахом адской самодельной махорки из каких-то местных листьев, жутко вонючих.

В номере он сдирает с себя рубашку, залезает под хиленький душ и пытается освежиться под тоненькой струйкой теплой вонючей же воды. Плечо и руку вдруг нещадно щиплет, и Артур идет к зеркалу.

На коже виднеются следы длинных когтей – глубокие, кровавые, хотя и уже затянувшиеся ссадины.

Артур не может вспомнить, чтобы на него нападала кошка. А судя по следам, это должен был быть ягуар, по меньшей мере.

С другой стороны, он видел, какие длинные и острые накрашенные ногти были у женщин на той сантерии и как распутно все эти молодые и жадные бабы себя вели. Он допускает, что может не помнить все, что там произошло, вряд ли, конечно, дошло до секса под всеми этими душными испарениями и алкоголем, но полапать и поцарапать его вполне могли.

Он трогает пальцами ссадины, мимолетом жалеет, что не заметил вовремя и не обработал антисептиком, но сейчас это делать уже поздновато. Потом пожимает плечами и натягивает свежую рубашку. Смерть, если она остановила на тебе свои пустые глаза, уже не отведешь. А страх – это лишняя трата сил, так ведь, кажется, говорил Имс?

***

Когда он появляется в городе вечером, ему кажется, что прохожие реагируют на него несколько странно. Не все – лишь некоторые, но.

Вот старик в нелепом синем головном уборе, не поддающемся никакой классификации, сначала смотрит пристально-остро, но потом вдруг – раз, раз – моргает, моргает и старательно отводит взгляд. Пожилая женщина с корзиной папайи под мышкой только лишь сталкивается с ним глазами и тут же начинает торопиться, суетиться, закрывать лицо платком. А на лице еще одного мужчины, аккуратного, седобородого и неуловимо похожего на Моргана Фримана, Артур совсем отчетливо ловит секундно мелькающую эмоцию – страх. Быстрая и темная тень, а потом загорелое лицо снова неподвижно, как у негритянского фараона.