Белый кобель Широ завизжал, упал, забился в судорогах. Должно быть, человеку Камбун отсёк бы голову с первого удара. Собаку же рубить было неудобно — слишком низко. Это не спасло беднягу Широ от злой смерти, зато прибавило мучений. Никто ещё не успел понять, что произошло, как Камбун сделал быстрый шаг в сторону и двумя ударами прикончил чёрного Кабуто, призового пса лавочника Шиджеру.
Другие собаки яростно залаяли, почуяв кровь сородичей.
— Назад, глупцы, — повторил Камбун. — Кому сказано?
Толпа попятилась.
— Мой Кабуто! — взвыл Шиджеру, только сейчас сообразив, что нос заживёт, а пёс не воскреснет. — Что ты делаешь, негодяй?!
Камбун пожал плечами:
— Убиваю собак. И если вы не угомонитесь, это продолжится. Я стану убивать собак, будде Амиде это без разницы. А мой родич, — он кивнул на меня, — будет лупить вас плетями. У него это хорошо получается, я видел. Нравится? Давайте, подходите. Ещё попросим монаха, он вас проклянёт. Вас и ваших шавок…
— Вот тебе и нос, — сказал кто-то, указывая на девочку, выглянувшую у меня из-за спины. — Вот тебе и Собачья Будда! Нащёлкали себе удачи…
Глава шестая
Палаточный лагерь[25]
1
«Я-то знаю, что это Иоши…»
Ворота были не заперты. Приоткрытую створку я разглядел издалека, несмотря на поздний час. Со двора нёсся дробный стук молотков; перекликались строители. Их гомон перекрыл сердитый рык отца:
— Куда?! Ослепли? Это на фасад!
Что-то зашуршало, заскрежетало. Проползи по нашему двору не слишком крупный дракон — крупный не поместился бы! — звук был бы именно такой.
— Вот, другое дело! Ставьте, крепите. И хватит на сегодня: темнеет уже. Наработаете мне тут! Вы и на свету фасад от боковины не отличите…
Что это на отца нашло? Обычно он менее разговорчив. Впрочем, ответ я знал: отец увлёкся. Ему нравилось распоряжаться строителями: вроде как они — его инструменты, а дом он строит сам. Такой, какой хочет.
По большому счёту, так оно и было.
Шум смолк, едва я потянул створку ворот на себя: как отрезало. Словно я не ворота открыл, а захлопнул шкатулку, наполненную сверчками, отсекая стрёкот.
— У вас праздник, да?
— Нет, Каори. Это дом строят.
— А фонарики зачем?
— Работники зажгли, чтобы доску поперёк входа не приколотить.
Фонари на шестах и впрямь напоминали праздничные огни.
Девочка заворожённо смотрела на дом. Четыре опорных столба. Две дюжины столбиков под веранду. Полторы стены: северная и половина западной. Подсвеченные снизу голые стропила на фоне вечернего неба, быстро наливающегося фиолетовой тушью. Вспомнился рисунок на обоях в кабинете Сакаи Рокеро. Там стропила тянулись в голубое небо к белым облакам. На обоях стройка выглядела куда красивее.
— Какой красивый!
Я с изумлением уставился на Каори. Лицо девочки горело ярче любого фонаря, так оно светилось неподдельным восторгом. Великий будда! Столбы и стропила, изрытая земля и жалкие полторы стены — дочь пьяницы Нацуми видела вовсе не это. Так, как она, мне не увидеть собственный дом, хоть все глаза прогляди: не просто здание, каким оно есть сейчас, и даже не то, каким оно станет к концу месяца. Убежище от бурь, кров для семьи; забота, защита, любовь, тепло, отдых, пристанище…
Всё, чего у неё никогда не было.
…когда мы с достоинством отступили…
…когда я поблагодарил Камбуна и мы распрощались…
…когда мы остались втроём: Иссэн, Каори и я…
«И что теперь?» — задумался я тогда.
Отец, помнится, ворчал, что я сперва делаю, а потом думаю, и лучше бы наоборот. Отец, ты был прав. Куда теперь деть девочку? Отвести домой, в Грязный переулок? Мамаша вызверится на дочь за то, что не принесла денег на выпивку. При мне руки распускать не посмеет, но я рано или поздно уйду. Значит, изругает и изобьёт. Дать мамаше денег, чтобы не злилась? В любом случае, скоро вернётся Шиджеру: без собаки и с распухшим носом. Отыграется на девочке, как пить дать, а мать и слова против не скажет. На это я готов поставить своё годовое жалование.
Дома Каори ждал ад. Маленький кусочек ада посреди большой Чистой Земли. Нет, домой нельзя. Куда же?
Случись это год назад или раньше, я бы попросил святого Иссэна приютить девочку в Вакаикуса. Потом, глядишь, что-нибудь придумаю. Но теперь настоятель — мой начальник, вот ведь как! Просить начальство о подобной услуге — неслыханная дерзость, немыслимая глупость!
Выбор невелик, понял я.
Сперва думать, а потом делать — это для мудрецов. Сперва делать, а потом думать — для дураков. Я же встал на срединный путь, то есть делал и думал одновременно. А если по-простому, шёл и дрожал: что скажет отец?
— Рад вас видеть, Иссэн-сан! Простите за разгром…
— Это вы простите нас за вторжение, Хидео-сан. Надеюсь, мы вас не очень стесним?
Мысленно я вознёс тысячу благодарностей старику за спасительное «мы». Выходило, что девочку привёл не я, а мы оба, а то и вовсе святой Иссэн. Это не вполне соответствовало истине, но можно ли публично оспорить слова живого бодисаттвы?!
На миг я ощутил себя на месте собственного отца — когда в его присутствии я делал доклад господину Хасимото.