Кукла-талисман

— Ты жаждешь грамоты, где будет написано, что ты Иоши. Бумаги с печатью в наше время играют важную роль. Иногда они важнее человека, которому выданы. Без подорожной тебя остановят на заставе. Без расписки не вернут долг. Сжигая ритуальные деньги на алтаре предков, мы дарим покойникам возможность улучшить загробное бытие.

Я откинулся назад:

— Что остаётся здесь? Пепел. Там же у мертвеца появляется возможность дать взятку князю преисподней и избежать наказания. Но мне не придёт в голову подарить ритуальные деньги живому человеку. Это навлечёт на него болезни, разочарования, а то и смерть. Да, бумага с печатью — великая сила, жив ты или мёртв. Сила и оружие.

— Спасите! — взвыл монах басом. — На помощь!

— Нобу, уйди! — строго приказал я. — Ты тоже виноват. Решил, что ты заклинатель духов? Живой бодисаттва? Будда Амида?!

— Помогите мне! Умоляю!

— Уйди и не появляйся, пока я не разрешу. Иначе я действительно выпишу ему грамоту, что он Иоши. Ты меня понял?

— Он понял, — доложил мальчишка. — Ушёл, спрятался. Плачет.

— Продолжим с тобой. Грамота, выданная на имя Иоши, усилит твои позиции в этом теле. Официальное признание творит чудеса. Полагаю, с этого момента Нобу и носа наружу не высунет без твоего позволения.

Мальчишка хмыкнул. Он так и замышлял с самого начала. Говорю же, сообразительный.

— Но что, если глава общины, к которой принадлежит Нобу, согласится принять его как монаха? Тогда я вполне могу выписать грамоту на имя Нобу. Что скажешь? Не запрёт ли тогда он тебя в своём теле? На пять замков, а?

— Не запрёт, — с уверенностью заявил Иоши. — Он трус и слабак.

— А вдруг? Он не был трусом, когда вступил в схватку с тобой.

— Не запрёт. Я сбегу из общины и вернусь к Каори. Даже сбегать не понадобится, да. Я буду разносить амулеты, а Каори будет со мной. Прокормимся, не беспокойтесь.

Вероятно, он был прав. Любая грамота закрепляла его статус живого человека. Кем бы ни был монах Нобу, трусом или храбрецом, Иоши справился бы и с разъярённым тигром. Особенно если на кону стояло счастье сестры.

— Я не дам тебе грамоту, — в третий раз повторил я.

— Почему?

— Ты умер год назад. Если ты хочешь вернуться в мир живых, ты должен пойти обычным путём. Покинуть нас, отдаться на суд, обрести новое рождение. Что мешает тебе сделать это?

— Каори!

— Понимаю.

— Он заберёт её! Шиджеру! Он возьмёт её в приёмные дочери! Будет мучить дальше! Он всех мучит, я знаю…

— Шиджеру не возьмёт Каори в приёмные дочери.

— Возьмёт! Кто ему помешает? Вы?

— Я. И не только я.

— Что вы можете? Вы всего лишь дознаватель!

— Всего лишь, — улыбнулся я. — Но кое-что могу.

2 «И в мыслях не держал!»

В ворота стучали. Нет, били кулаком.

— Иду, бегу…

Босиком, без штанов, в одном нижнем кимоно Шиджеру выскочил во двор, толкнул створку ворот — и остолбенел. Перед ним стоял самурай в одеждах, украшенных гербами полицейской управы. Лавочник не знал этого человека. Он был не из тех полицейских, кому Шиджеру платил за слепоту и глухоту.

— Комацу Хизэши, — представился он. — Полиция Акаямы.

— Досин? — с надеждой спросил Шиджеру.

И рявкнул на собак, лаявших что есть мочи:

— Цыц! Прибью!

Ещё один, понял лавочник. Хочет заработать. Возможно, его прислали те, кто брал взятки у Шиджеру, желая подкинуть деньжат бедному собрату. Взятка рядовому досину обходилась не слишком дорого. Лавочник готов был раскошелиться, лишь бы вернуться в дом и лечь в постель.

— Ёрики, — гость неприятно ухмыльнулся. — Меня два месяца назад повысили в чине.

Расходы увеличивались. Ёрики, командиры патрулей и охранников, стоили гораздо дороже. Им официально разрешалось ездить по городу на лошади. В казённых конюшнях лошадей вечно не хватало, так что ёрики приобретали ездовых животных за свой счёт — вернее, за счёт добровольных подношений от благодарных жителей.

Его не могли прислать, ужаснулся Шиджеру. Он пришёл сам. Что ему надо? Только денег или чего-то ещё? Босые ступни замёрзли. Сломанный нос был заложен, дышать приходилось ртом. Лавочник трясся, не зная, что сказать, что сделать.

— Вас избили? — участливым тоном спросил гость. — Грабители? Враги? Вы написали заявление? Если что, я готов принять.

— Упал, — объяснил Шиджеру.

Вести полицейского начальника в дом ему не хотелось.

— Бывает, — согласился гость. — Я слышал, беда одна не ходит. О, собаки! Просто тигры, клянусь! Боями увлекаетесь? Запрещено законом.

— Для охраны берут, — привычно затянул Шиджеру. — Ещё в суп. Обождите, я мигом…

Слетав в дом, он вернулся со связкой монет:

— Примите, не побрезгуйте. От чистого сердца…

Гость принял. Собрался было идти, но задержался. Ткнул пальцем через плечо Шиджеру, указывая на крыльцо:

— Девочки. Ваши дочери?

— Приёмные, — объяснил Шиджеру, втайне проклиная девчонок, не вовремя сунувшихся наружу. — Как родных опекаю. Сердце у меня доброе…

— Жалуются, — улыбка гостя не предвещала ничего хорошего. — Говорю же, жалуются.

— Девочки? Быть того не может!