Кукла-талисман

Гири но мусуме, дочь долга. Так называют приёмных дочерей. Долг, честь — они заставляют человека поступать вопреки собственной выгоде. Но долг-то мой, не отца! Значит, против выгоды заставляю его поступать я, а вовсе не долг. Что же делать? Как быть?!

Отец начал первым.

— Сарубобо, — сказал он, вертя в руках куклу. — Их делают бабушки для внучек. Родись у тебя дочка, да не случись у нас в семье фуккацу…

Я вздрогнул. С момента своего перерождения, случившегося два с лишним года назад, отец ни разу не затевал разговор о том фуккацу. О да, сложись всё иначе, и бабушка Мизуки спокойно опочила бы на кладбище, а дух её отправился туда, куда ни в какую не хотел отправляться маленький Иоши. Да и я тогда не пошёл бы доносить на родного отца и не стал бы в итоге дознавателем. Но с судьбой не поспоришь! Тело бабушки Мизуки лежало в могиле, но сама бабушка стояла сейчас передо мной в облике отца.

Она и была моим отцом. Согласно грамоте о перерождении, выписанной господином Сэки, куклу в руках держал самурай Торюмон Хидео, старшина ночной стражи. И всё равно это была бабушка.

От таких мыслей можно сойти с ума. Вот я и старался не думать об этом.

— Где вы взяли куклу? — грубо спросил я. — Забрали у Каори?

Грубостью я защищался от внезапности.

— Сама дала, — объяснил отец.

— Никому не даёт. Никому.

— А мне дала. Видно, что-то чует.

«Их делают бабушки для внучек», — услышал я, хотя отец не произнёс ни слова.

— Во все амулеты надо верить, — после долгого молчания произнёс он. — Вера усиливает действие. Нет веры — нет защиты. Сарубобо — единственный амулет, в который ты можешь не верить. Веришь, не веришь, он всё равно тебя защищает. Не знал?

Я замотал головой.

— А я знаю. Все женщины знают. Похоже, твой Иоши тоже знал, хоть и мальчик. Эта кукла…

Он закашлялся. Думаю, ему сдавило горло.

— Мне кажется, хонкэ, — впервые в жизни отец обратился ко мне, как обращаются к старшему сыну, желая выказать уважение, — этот амулет сделал я. Тот я, вернее, та я, которой была раньше. Для внучки, которой у меня не было. Для защиты и опеки, на счастье и удачу. Поступай, как считаешь нужным, хонкэ, я поддержу тебя в любом случае.

— А матушка? — спросил я.

— И матушка тоже. Сегодня я говорил с ней. После смерти Мигеру она будет счастлива обрести дочь. Ты зря сомневался в своей матери, она прекрасная женщина.

Разговор, которого я так боялся, закончился, не начавшись.

4 Змеи в мешке

— Твой отец — бабушка?!

В визгливом голосе Иоши дрожало изумление.

Ну да, я ему всё рассказал. Без утайки. И про то, что ходил в управу с доносом на отца, заподозрив того в сокрытии фуккацу — тоже. Я нуждался в его доверии, а это покупается только за искренность.

— Да, Иоши.

— А как же он живёт с твоей матерью?

— Не твоё дело! — окрысился я. — Грамота утверждает, что он отец, вот и живёт. Что-то ты больно любопытный для мёртвого…

— А мать согласится? — извиниться он и не подумал. — Моя мать?

— Ей заплатят. Уже заплатили.

— Значит, согласилась. Небось, напьётся до полусмерти. Или вообще окочурится.

Хотел бы я услышать жалость в его словах. Жалость, сочувствие, опасение, что пьяница Нацуми и впрямь на радостях убьёт себя выпивкой. Нет, ничего такого. Ни капли не вытекло из этой пустой бутылки. Судьба родной матери не беспокоила Иоши.

Ладно, я ему не судья. Найдутся другие судьи.

— Она уже у вас? — вдруг спросил он. — Каори?

— У нас. Мы сразу оставили её у себя, не беспокойся.

— Что она сказала? Когда она впервые увидела ваш дом, что она сказала?

— Сказала: «Какой красивый!» Она пошутила, Иоши. Мы сейчас перестраиваемся, там не на что смотреть. Ночуем в палатке…

Зря я, наверное, это сказал.

— Но ты не думай, это будет хороший дом. Он и раньше был ничего, а теперь и вовсе! Всем места хватит. Мой отец знаешь как гоняет строителей? Те стараются изо всех сил…

— Помогите! — заорал монах басом. — Спасите!

И вдруг замолчал. Бухнулся вперёд, да так, что я едва успел отпрянуть, ударил лбом в пол:

— Господин!

Бас, вздрогнул я. Голос Нобу, бродячего разносчика амулетов, остался голосом взрослого толстого мужчины.

— Господин, он велел передать! Если вы его обманете… Господин, он вернётся! Если вы его обманете, он вернётся! Даже если его запрут в самый дальний уголок ада…

Нобу зарыдал:

— Господин, он точно вернётся! Не обманывайте его, господин, умоляю!

* * *

На заднем дворе управы было непривычно пусто и непривычно тихо. Утоптанную землю притрусила лёгкая порóша. Она таяла под моими соломенными сандалиями. Впрочем, она таяла и так. Солнце низко висело в небе, не скупясь на пригоршни лучей.

— А я уже привык, — сказал господин Сэки.

Он глядел на строение, где ещё недавно содержался монах-двоедушец. Сейчас внутри никого не было. Незапертая дверь покачивалась под ветром.

Стражника отпустили. Кого тут охранять?

— Привык, Рэйден-сан. «Грамота! Дайте грамоту!» — старший дознаватель ловко передразнил крикуна Иоши. — Сижу в кабинете, он орёт. А я понимаю: не зря трудимся. Каждая грамота — новый, считай, человек. Вы уже выписали грамоту своему подопечному?

— Зачем? — удивился я.