Кукла-талисман

— Прошу вас, — гость указал рукой на циновку, расстеленную напротив него. Моё состояние от него не укрылось: должно быть, он читал меня как развёрнутый свиток. — Я Хасимото Цугава, рад знакомству. Выпейте с нами чаю!

Особой радости, впрочем, он не выказал. Хмурился, кусал губы. Было видно, что господин Цугава в скверном расположении духа, и — хвала небесам! — не я тому причиной. Властность составляла бóльшую часть природы этого человека. Она проявлялась бессознательно, не нуждаясь в приказах, требованиях или повышенном тоне. В чужом кабинете гость вёл себя так, словно был здесь хозяином.

Занимая указанное место, я сообразил, с кем имею дело, и забеспокоился всерьёз. Ну конечно же, Хасимото! Старший брат начальника городской стражи. Скажи он слово, поведи бровью, и моего отца ждёт повышение — или строгое наказание. Младший брат всегда прислушается к мнению старшего. Да и мне лучше не сердить этого человека. Один из числа знатнейших самураев Акаямы, господин Цугава был личным вассалом князя, хранителем княжеского меча — должность высокая, почётная, но уже сотню лет как номинальная, не связанная с великими трудами. На празднествах или поминальных обрядах хранитель шествовал за князем, неся меч на руках, будто младенца — или ехал верхом, или сидел на помосте, но всегда с мечом. Потом он возвращал меч к алтарю рода Сакамото, где курились благовонные свечи в честь предков властителя. За сохранностью меча, выкованного в кровавые времена знаменитым кузнецом, следили лучшие оружейники города, хранитель же следил за оружейниками, чтобы не дали промашки.

Пятнышко ржавчины — и многие животы оказались бы вспороты.

За это господин Цугава получал жалованье: более трёхсот двадцати коку риса в год, не считая подарков, чья стоимость превышала жалованье. Увы, подарки не считались доходом, а значит, вели князь господину Цугаве покончить с собой, тому пришлось бы делать это не дома, со всеми возможными удобствами, как дозволялось самураям, чей доход превышал пятьсот коку, а во внутреннем дворе городской тюрьмы, на голом песке.

Как сказал печально известный ронин Икигава Дзюннэн, сочиняя свой предсмертный стих:

Были бы деньги,
Умер бы с радостью я,
А так лишь с честью.

О доходах нашего гостя я легко мог судить по его одежде. Скромность летнего платья господина Цугавы не обманула бы и ребёнка. Требовался изысканный вкус и увесистый кошелёк, чтобы скромно одеться в парчу из шёлка риндзу с вышивкой поверх узорчатого рисунка-орнамента, изображающего переправу стада быков и армии погонщиков через реку Киндзё.

На шее господина Цугавы висел омамори — в последнее время я стал чрезвычайно внимателен к амулетам, где бы их ни видел. В длинном, богато расшитом мешочке можно было спрятать небольшой нож. Но, судя по тому, как носил его Цугава, амулет был легче пёрышка.

— Хотите знать, что там? — спросил Цугава, заметив мой интерес.

— Буду чрезвычайно признателен, — откликнулся я. — Вы окажете мне этим большую честь.

Сэки Осаму выпучил глаза от удивления. «Тебе-то какая разница?» — говорил взгляд начальства, обращённый ко мне. Я и сам изумился собственному нахальству. Сказать по правде, ответом я хотел продемонстрировать вежливость, не более. И вот — попал впросак, выставил себя наглецом.

Когда же я пойму главный закон бесед с вышестоящими? Если собеседник что-то тебе предлагает, это вовсе не значит, что ты должен хватать это обеими руками.

— Печать храма То-дзи в Киото, — объяснил Цугава. — А также изображение бога Дзидзо, обутого в сандалии.

— В сандалии?

Дзидзо, избавителя от несчастий, всегда изображали босым.

— Это значит, — вне сомнений, Цугава получал удовольствие от рассказа, а значит, я мог не волноваться, — что Дзидзо может лично прийти к обладателю амулета и исполнить его желание. Также в амулете хранится пожелание счастья и процветания, сделанное неким монахом, художником и каллиграфом, для моего предка. С того дня минуло много лет.

— Пожелание счастья?

— Там написано: «Дед умер, отец умер, сын умер, внук умер!»

— Не сочтите за грубость, Цугава-сан, — у меня отвисла челюсть. — Но это точно пожелание счастья?

Гость улыбнулся:

— Мой предок задал тот же вопрос. Монах ответил: «Разумеется! Это же естественный ход жизни. Или вы предпочитаете, чтобы эти события происходили в другом порядке?» С тех пор копии благожелательной записи хранятся в амулетах всех членов нашей семьи, рядом с изображением Дзидзо.

— Цугава-сан, — вмешался старший дознаватель. — Не будете ли вы столь любезны повторить ваш рассказ? Пусть наш дознаватель выслушает эту историю из первых уст, а не в моём сбивчивом пересказе.

— Конечно, — согласился Цугава. — Не могу сказать, что я сделаю это с радостью. События, произошедшие в моём доме, странные и зловещие, мне больно о них говорить, тем более дважды. Но стойкость в бедах — качество истинного самурая. Рэйден-сан, вы стойки в бедах?

— Он стоек, — за меня ответил Сэки Осаму. — Болтлив, но стоек. Прошу вас, Цугава-сан, мы слушаем.

3 Мне следует помалкивать