Куколка

– Все равно спасибо тебе, что подыграла, – Татьяна улыбнулась сквозь грусть.

Вадим смотрел на нее прямо и в то же время как будто мимо. И потому деться от этого удручающего «мимо» было некуда. Девушка поднялась, чтобы собраться, не хотелось заставлять злую маму ждать дольше, чем требовалось.

Татьяна завидовала Муравьевой в том, что ей не нужно ни перед кем отчитываться и никому врать, а Муравьева призналась, что завидует Татьяне, ведь ее кто-то ждет, беспокоится, где и с кем она ночевала и почему так вышло. У одной была свобода, сопровождаемая одиночеством, у другой – зависимость от одного человека. И это их сблизило.

Пока девушки собирались, хозяин копался в телефоне на кухне. Сборы шли медленно. Татьяна непроизвольно или полуосознанно оттягивала момент прощания с Вадимом и разговор с матерью, а Муравьева просто скучала. Татьяна предложила вместе поехать на такси, но та захотела прогуляться. Стольким временем девушка не располагала, хоть всеми возможными способами и старалась его растянуть: то она надевала платье не той стороной, то колготки, несколько раз переодевала бюстгальтер, пытаясь усадить его идеально, потом долго расчесывала волосы, смотрясь в зеркало.

Муравьева уже закончила и спокойно ее ждала. Говорили ни о чем. Муравьева, обычно молчаливая, здесь все время норовила поболтать. Она что-то спрашивала у Татьяны про мать, про планы на будущее, пыталась что-то узнать о Вадиме, но все это были вопросы, на которые Татьяна не могла ответить. Или не хотела. И потому не отвечала. А разговор странным образом все равно продолжался.

Татьяна, вызвав такси, застегивала салатовый плащ, пока Муравьева зашнуровывала ботинки. Вадим стоял в проеме кухни, украдкой наблюдая за Татьяной. Снова приходилось прощаться, чего она так и не научилась делать. Такси приехало. Пора было выходить.

– Спасибо за гостеприимство, – сказала Муравьева Вадиму.

– Пожалуйста, – улыбнулся он и, скрестив руки на груди, уперся плечом в косяк двери.

Татьяна тоже чувствовала необходимость что-то сказать, но считала, сегодня благодарить его не за что. Он ведь сам настоял, чтобы она поехала к нему. Только стало жаль, что они так и не поцеловались. «Интересно, жалеет ли он об этом сейчас?» – задавалась она вопросом. По его внешнему виду девушка не могла этого определить, но в целом не было похоже, чтобы он вообще о чем-нибудь жалел. Муравьева с нескрываемым любопытством наблюдала за обоими, едва заметно улыбаясь. Наконец, Татьяна решила сказать ему просто «Пока». Вадим ответил тем же. И через секунду девушки покинули квартиру.

Солнечный ветер обдул лицо и придал свежести. Они попрощались у подъезда и разошлись в разные стороны. Муравьева ушла под арку, а Татьяна села в такси. Впереди снова ждал тяжелый разговор. На этот раз, действительно, тяжелый. Она готовилась к худшему, чувствуя ужасную усталость от того, что приходится врать, что нельзя того, другого и третьего, что она должна даже от собственных чувств отказываться по велению матери. Это казалось весьма затруднительным, если вообще выполнимым. Как бы Татьяна ни твердила себе, что Вадим – бармен, бесперспективный и никчемный, с которым у нее не может быть будущего, который, по общему правилу, должен оказаться пустым, ограниченным и похабным козлом, это не могло уложиться в ее голове. Ведь он не был таким. Даже допустив, что это всего лишь пелена влюбленности, девушка не могла представить, что он может стать таким. Она вспомнила, как он смутился, увидев ее сегодня в одной футболке. Похабный козел бы не вел себя так. И не было похоже, что Вадим притворялся.

– Как ты смеешь мне лгать?! – крикнула мать, не успела Татьяна захлопнуть входную дверь. – Разве я учила тебя лгать, да еще так нагло?! Заслужила я такого отношения? Скажи!

Она драматично закинула голову, прикрыв глаза рукой, при этом оттопырив безымянный палец и мизинец. Одета была не по-домашнему, одновременно строго и вычурно. На голове красовался пышный начес, но на ногах еще были тапочки, мамины любимые, со львом. Дочь догадалась, что она собиралась на свидание.

– Нет, – просто ответила Татьяна, покорно склонив голову и приготовившись стерпеть любое наказание.

– Тогда почему ты мне так нагло врешь? Почему ты меня не слушаешься? Я что, тебя плохо воспитала? Неужели я все силы на тебя потратила для того, чтобы ты загубила свою карьеру, путалась со всякими барменами, а потом еще и врала мне?!

Лицо ее лоснилось от крема и маски, но сквозь блеск начинала проступать краснота гнева и злости. Глаза сверлили Татьяну, как две буровые установки, что роют тоннели при строительстве метро. По ощущениям больно было так же.

– Ну? Как ты теперь выкрутишься? Что еще придумает твоя больная фантазия? – мать с вызовом скрестила руки на груди. – Облегчу тебе задачу. Даша мне все рассказала. Что нет у Муравьевой никакого брата и никогда не было. Что вы специально пошли в тот бар, где этот бармен работает. Что она видела, как он сажал вас обеих в машину пьяными под утро.