Наступила тишина. Немая, свинцовая, давящая и оглушающая. Денис слушал и слышал только её, все остальные звуки, далёкие и близкие, будто перестали существовать для него. Кроме разве что дыхания приятеля. Едва уловимого, прерывистого, замирающего. И недолгого, – спустя минуту-другую оно стихло, как и только что его голос. И Денис понял, что его друг умер. И от этой мысли на него словно дохнуло холодом и мурашки забегали по его спине. И что-то как будто оборвалось в нём…
Некоторое время он лежал неподвижно, точно в столбняке. Без мыслей, без чувств. Он будто выпал ненадолго из окружающего, отстранился от него, забыл о нём. Закрылся в своём маленьком мире, наполненном светом и теплом, яркими красками и родными улыбающимися лицами, отрадными воспоминаниями и необманутыми надеждами. Мире, который всегда казался ему таким прочным, основательным, надёжным, почти вечным. А на деле оказался неустойчивым и хрупким, как карточный домик. Разлетелся от первого же порыва бурного ледяного ветра и похоронил его под своими обломками…
Тоненький писк вернул его к действительности. Денис открыл глаза и увидел мышонка, пробиравшегося по устилавшей пол соломе прямо напротив его лица. Маленький серый комочек, перебирая проворными лапками, оживлённо двигая острой мордочкой и поблёскивая тёмными глазами-бусинками, перескакивал с соломинки на соломинку, не переставая весело попискивать, точно радуясь долгожданной свободе.
Глаза Дениса расширились от внезапно нахлынувших на него ужаса и отвращения. Он узнал этого мышонка. Если бы не случай, не счастливое стечение обстоятельств, этот такой милый с виду зверёк пробирался бы сейчас не по соломе, а по его внутренностям, терзая их своими крошечными острыми зубками и причиняя ему неимоверные, ни с чем не сравнимые страдания.
Денис подскочил с пола как ужаленный. Только опутывавшие его верёвки помешали ему вскочить на ноги. Несколько секунд он водил кругом вытаращенными округлившимися глазами, приоткрыв рот и натужно дыша. Остановил блуждавший взор лишь тогда, когда он упёрся в мёртвого Влада. Тот лежал на спине, немного вздёрнув правое плечо и чуть повернув голову набок. Глаза его были открыты, застывший, окостенелый взгляд устремлён вверх, как если бы он увидел там, на потолке, что-то заинтересовавшее его. Белое как снег, с голубоватыми полукружьями под глазами, лицо было спокойно, безмятежно, статично, как лицо бронзового изваяния. Следы перенесённых мук – почти разгладившиеся морщины на лбу, складки возле губ – были уже едва заметны.
Денис несколько мгновений внимательно и немного удивлённо, точно не узнавая, смотрел в это лицо, такое близкое и в то же время в один миг словно отдалившееся на немыслимое, не обозримое взором расстояние. Вспомнил, как весело и азартно горели утром эти глаза, теперь померкшие, непроницаемые, остекленелые. Какая радостная, победоносная улыбка оживляла эти ныне мёртвые, стылые черты. Сколько силы, энергии, огня было в этом недвижимом, внезапно исхудавшем, будто уменьшившемся в размерах теле.
Вспомнил он и о том, какие планы были у его друга на сегодняшний вечер. Где он должен был быть теперь и чем заниматься. Встречаться на площади с одной из двух девушек, которым он умудрился назначить свидание в одно и то же время в одном и том же месте. И пытаться как-то извернуться и выкрутиться из крайне неловкого и щекотливого положения, если бы обе девицы вздумали явиться на свидание, к чему имелись все предпосылки.
Но Влад был избавлен от этой проблемы. Ему встретилась другая девушка, избавившая его от этой, а заодно от всех проблем разом. И в конечном итоге от самой жизни. Злая, чёрная, завистливая судьба повела его по дороге, оказавшейся дорогой к смерти. А вместе с ним и его незадачливого приятеля…
Дойдя в мыслях до самого себя, Денис помрачнел ещё больше и поник головой. Он не представлял, что ждёт его в самое ближайшее время, какую именно казнь придумают для него его мучители. Но эти частности, в общем, уже не очень-то и занимали его. Он знал главное: пощады ему не будет. Что бы ни было, как бы всё ни сложилось, что бы ни измыслили специально для него люди, неожиданно ставшие вершителями его судьбы, неограниченными, полновластными хозяевами и распорядителями его жизни, её минуты были сочтены. Гибель его предрешена и неизбежна. В любой момент во дворе могут раздаться уже знакомые ему шаги и голоса, дверь распахнётся, и снова появится страшная троица – два здоровенных обезьяноподобных лба с крупными мясистыми мордами и тонкая, как тростинка, и прекрасная, как видение, красотка с кровожадно горящими глазами и хищной ухмылкой на пунцовых губах…