Куколка

Воспоминания наплывают одно за другим. Пластами, волнами, как цунами. Они сносят реальность и способность противостоять несправедливости. Деревня, лес, апатия, а затем подвал. Холодный, сырой и страшный. И длинная тень Марка, что, как монстр, тянет щупальца и пытается схватить меня за ноги. А потом дым и огонь. И я спасаю своего палача. Почему тогда не позволила нам обоим умереть и избавить себя от страданий?

Не чувствую ног. Отталкиваюсь ладонями от Игоря, но не сдвигаю его даже на сантиметр.

— Детка, не вырвешься. Тебе ли не знать, каким я бываю настойчивым.

— Ублюдок! — хочу плюнуть в него, но он прикрывает мне рот ладонью, будто склизкой конечностью осьминога.

— Давай так. С тебя поцелуй, и я вас отпускаю. Сделаю вид, что ничего не видел. Как тебе такой размен?

Не отнимает руку. Я чувствую привкус прошлого. Соленый и горький. Вены давно сгорели от пламени, что течет внутри. Вулкан сожрал сам себя. Расколол, испепелил и умер. Я истощилась. Перевожу заплаканный взор на Дарину. Она стоит покорно, опустив голову. Молчит и тихо плачет. Я подставила ее. На себя мне плевать и уже давно. А подругу мне жаль. Из-за меня она встряла в нехорошую историю. Может, есть во мне хоть капля сострадания, и я смогу девушке помочь, как помогала мне она?

Вижу, как один из державших ее, лапает грудь под футболкой и пытается поцеловать шею. Она слабо отпирается, но второй громила тут же захватывает хрупкие руки, и девушка сдается. Безмолвно кричит взглядом, будто знает, что выхода нет.

Мычу и пытаюсь укусить Игоря. Две девушки против трех громил. Неравные силы. Старые раны распускаются гневом, и я брыкаюсь. Грубая пощечина взрывает перед глазами фейерверк, шум в ушах выключает на миг способность реагировать. Вязкое тело сползает, ноги немеют, а пальцев рук не чувствую. Крепкий локоть пережимает горло, придавливая к стене. Хриплю и вливаюсь руками в трикотажную черную ткань.

— Не вырвешься, малышка, — склонившись, говорит Игорь, и я слышу терпко- горький запах из его мерзкого рта.

Не вижу изверга сквозь слезы, только слышу.

Дарина стонет и плачет в стороне, и я вот чаянии шепчу: — Я согласна…

Глава 19. Просыпаться всегда тяжело

Густой горький воздух влетает в легкие, и я сгибаюсь пополам. Крик срывается с губ, будто мне в ребра вонзается нож. Жаркая пульсация настолько сильная, что я не чувствую тела. Перед глазами плывет жидкая темнота, и острый пик оргазма выламывает и рвет изнутри.

Изливаюсь на простынь. Комкаю ткань и сжимаю челюсть до хруста. А затем лежу, тихо постанывая и ненавидя себя. Вот же приснилось! Никакого отдыха от мыслей, и во сне ее образ не дает покоя. Где моя Вика? Сердце стынет от одной мысли, что не увижу больше. Нужно вставать! Искать! Сбивать ноги, выжимать до дна магические силы… и не находить… Как же я устал!

На негнущихся ногах бреду в ванную. В зеркале шарахаюсь от побитого отражения. Волосы облепили вспотевшие виски и щеки. Под глазами залегли темные круги. А в радужках теперь больше мутного, чем голубого. Как же я себе опротивел! До зубной боли и тошноты.

Ян еще спит. Слышу громкий храп из залы. Вчера он выпил столько, что вряд ли я смогу его растолкать в ближайшие несколько часов. Пусть.

Сжимаю кулаки, чтобы подавить желание придушить друга за его поступок. Но я сам виноват. Должен был предусмотреть это, должен был отказать Верхнему и не позволить игры с памятью жены. Я считал, что нет причин скрывать от Вики позапрошлый год. Она любила меня после всего, что я сделал. Жизнью рисковала. Не может не простить меня. Не верю я в это. Да и переход можно было корректировать, а так — неизвестно чем обернется наш блок.

Все-таки стоит поднять Яна!

— Зима, вставай! — после быстрого умывания несу кружку с водой в зал. Если не захочет так, придется снова шоковую терапию применить, хотя тратить силы совсем нет желания.

Друг бормочет что-то и, ворочаясь, кутается в одеяло. Его выстриженный висок блестит, а длинные волосы на макушке занавешивают лоб и нос. Никогда не понимал этой моды, но к Яну уже привык. Не представляю его другим.

— Эй! — опускаю руку в воду и рассыпаю над ним капли.

— Встаю, — хрипло выдает он и отпихивается. — Уйди, Марк! Я сейчас проснусь. Дай пару минут.

— Ты дал мне время? Нет! Потому, вставай! — поливаю сильней.

Он накрывается одеялом с головой.

— Изверг! Лучше бы побил, чем вот так будить.

— Так сейчас устроим, — я усмехаюсь, хотя мне вовсе не до шуток. После поллюции гадко на душе: будто выжали все жизненные соки. И сон такой реальный, что мне кажется песок до сих пор скрипит на зубах, и все еще слышится звон трубочек над головой.

Присаживаюсь на диван. Ян поднимается тяжело и, поджав к себе крупные колени, опускает на них голову и чешет волосы растопыренными пальцами.

— Это бессмысленно. Кому нужны наши женщины? Сначала Лиза, теперь Вика. Не думаю, что она будет так тщательно прятаться из-за обиды. Мы бы нашли ее.

— У меня есть подозрения, — начинаю говорить.