В трубке слышу голос друга, возле двери шипит и подгоняет Дарина, а сердце глушит их голоса: бьет по груди так сильно, что я не могу вдохнуть.
— Вик, очнись! — хлопает по спине девушка, и я резко набираю воздух.
— Крылова?! Вика, где ты? — орет Ян. — Только ответь, где ты? Не молчи! Марк здесь. Вернись домой, не делай глупостей. Ты не все помнишь! Вернись, и все наладится!
Слышу шорох в трубке. А затем приглушенный голос мужа: «Кто звонит?» Пауза. Ян что-то отвечает. За ним выкрик: «Что?! Дай сюда! Вика? Ответь мне. Прошу тебя, не молчи. Дай же объясниться. Зачем ты так с нами?».
Кабинет качает от его голоса, мир расплывается радужными кругами. Не могу говорить. Слова перекрывают эмоции, и я лишь выдавливаю стон. Слушаю Марка и мне кажется, что я падаю дальше. Лечу в обрыв на сумасшедшей скорости. Тьма накрывает с головой. Меня уносит кисельной рекой боли и кружит, кружит…
Припадаю на колено возле стола и прижимаюсь к нему спиной. Дарина дергает за плечо и пытается меня поднять.
Голос Марка звенит в голове: «Вика, прости меня. Чтобы ты не вспомнила. Прости- и-и…», и связь обрывается.
Я гляжу на черный рот телефонной трубки и не понимаю, почему он замолчал. Хочу, чтобы говорил. Говори же! Я буду слушать, только дай повод тебя простить. Густое марево застилает взор, а кожу на лице стягивает прохладой.
Меня тянет вверх грубая мужская рука. Одежда трещит, и я с трудом поднимаю глаза. Сквозь молоко слез вижу перед собой мерзкое чудище, которое причинило мне столько боли в прошлом. Рожа Игоря кривится в довольной усмешке. Сейчас я готова порвать его на куски, но нет сил. Нет сил сопротивляться. Я сдаюсь. Руки падают вдоль тела, телефонная трубка, повиснув на скрученном проводе, ударяет по бедру и грохает на пол. Поворачиваю голову и вижу, как двое крупных ребят, закрывая ей рот руками, прижимают Дарину к стене.
— Попалась, птичка, — писклявым голосом проговаривает Игорь. Оттаскивает меня к стене. Я не сопротивляюсь. — Ты что не знаешь правил? А, конечно! Мы же витаем в облаках, когда профессор зачитывает технику безопасности на занятиях и правила поведения в школе! Нам же никто не указ. Избранная! Так, Вика?
— О чем ты, урод? — выдавливаю с хрипом. В кончиках пальцев невыносимо стучит сердце, а во рту горечь под самым горлом. Сейчас вырвет. Глотаю и пытаюсь дышать.
— Ласковей! Не говори со мной таким тоном! — тонкие губы насильника растягиваются и изгибаются в неровную линию. — Я могу тебя и твою подружку сдать сейчас, и вы будете сутки в изоляторе. Вижу, что ты прямо горишь от желания поваляться на холодном бетоне в обнимку с грызунами.
— Ересь! Отпусти меня, — начинаю приходить в себя. Его мерзкая и холодная рука ложится на шею, вторая прилипает к стене над макушкой, цепляя мои волосы.
— Нет-нет, — качает головой. — Я сдам вас. Запрещено ходить в этом крыле, а тем более, проникать в кабинеты учителей. Связываться с родными, друзьями — запрещено! Это прописано красным и жирным в документе, который ты, кстати, тоже подписала.
— Когда? — я не понимаю о чем он.
— Документ о неразглашении, — подсказывает Дарина, уже не пытаясь отбиваться от парней. Они просто держат ее у стены и бессовестно лапают.
Я непонимающе перевожу взгляд с нее на Игоря и обратно. Что за бред?
— О, детка, так ты совсем того? — белобрысый крутит пальцем у виска и присвистывает. — Чем ты такая особенная, объясни мне? Покажи, что ты умеешь, ну же! Почему Аким Батькович держит тебя в шикарных апартаментах, тогда как остальные маги ютятся в общих казармах? Чем ты выделяешься?
Его тиски кажутся ядовитыми. Силы покидают, и я не могу держать ровно спину. Сгибаюсь и хриплю.
— Что тебе нужно? Я ничего не знаю! — говорю правду. Меня заманили в ловушку, теперь понимаю, и мысль о том, что в очередной раз ошиблась — подкашивает. Бессмысленно трепыхаться, когда уже угодил в паутину.
Игорь сально лыбится и двигает челюстью: меня тошнит от одного взгляда на него, а от прикосновений выворачивает и коробит.
Отпихиваюсь, но слабо. Руки и ноги немеют от изнеможения.
— Не трогай меня. Что ты хочешь? — говорю глухо и слабо.
— Ничего особенного. Сейчас начальство освободится, сдадим вас с перьями, и будете наслаждаться обществом крыс в подвале. Так ведь, Дарина?
Я поворачиваю голову. Девушка один раз кивает. Золотистые глаза наливаются глянцем, а руки помощников шарят по ее телу, отчего меня еще больше коробит.
— Отпустите ее. Я не понимаю, о чем ты мелешь!
— Вика… — Дарина прикрывает глаза и даже не отбивается от наглых рук магов. — Никто не сможет пойти против правил школы.
Правда, значит. И когда я подписала эти бумаги? Совсем ничего не соображала? Получается, Аким воспользовался моим состоянием и подсунул добровольную темницу? Но зачем ему пустой маг? Зачем делать меня изгоем? Или я сама себя такой сделала?