Куколка

— Твоя сучка будет моей! — пищит над ухом Игорь. Тянет меня за шиворот по полю, подтягивает к камню и, схватив за волосы, собирается расколоть череп об острый угол. Я беспомощно вцепляюсь в его руки, но готовлюсь к худшему, потому что устал бороться.

— Хватит, — слышится знакомый скрипучий голос, и Сверилов резко отступает, отбрасывая меня, как тряпку. Я распластываюсь по земле и не могу вдохнуть. Жжет все внутри, будто меня пропустили через пресс.

— Ты обещал, Аким, — ярится Игорь и еще раз пинает меня в живот, а затем чуть выше и острей, ломая ребра. Переваливаюсь на локти и отхаркиваю кровь.

— Что-то не припомню? — темный маг тихо смеется. Коварно, злобно, а затем его интонация переливается в торжественную: — Скажем Марку спасибо за пополнение! Шикарный ход, шикарные маги. А теперь всех почистить, а нашего героя в изолятор. Разрешаю еще поколотить, чтобы был смирней.

— Аким! — снова встрянет Игорь. — Зачем он тебе живой?

— Не твое дело, — спокойно отсекает Аким. — И, мой совет, не играй с огнем, Сверилов, — голос мага уходит в сторону. — Яна и юную предводительницу инмагов в отдельные камеры. Остальным подавить волю. Выражаюсь понятно?

— Вполне, — недовольно гундит Игорь, а я сквозь боль пытаюсь собрать силы и прихлопнуть костлявого урода. Или обоих. Наивно, глупо, но так хочется верить в чудо.

Не могу говорить: земля набивается в рот, и тихий хлопок лишает меня возможности шевелиться, а затем гаснет свет, втягивая во тьму.

Глава 47. Темнота близко

Длинный мрачный коридор упирается в тупик. Перед глазами вырастает дверь. Железная, ржавая, грязная. Она открыта, и я осторожно ступаю внутрь.

И отшатываюсь.

Вольный. Марк.

Любимый.

Неживой…

Он изломан, залит черной кровью, волосы перекрыли-залепили светлое лицо.

Дышит? Или нет?

Я хочу подойти ближе, но меня не пускает, отталкивает невидимая сила. Она просачивается в жилы и отравляет, застилая глаза чернотой. Щурюсь, чтобы выдавить ее из себя, прогнать, и густая тьма стекает из уголков глаз, обжигая кожу щек. Облегчение не приходит: мрак снова наполняет меня, отчего тяжелеют руки и ноги, и я падаю на колени.

— Уходи и больше не приходи. Ты предала меня…

Марк говорит не голосом. Я слышу его мысли, читаю по наполненным кровью глазам. Волосы, цвета вороньего крыла, упали на лоб и побагровели на кончиках. Руки мужа вытянуты вверх и стянуты цепями. И всюду ошметки одежды. И бесконечное море крови, крови, крови…

Толкаю себя вперед сильнее, но громогласный звон и сильный удар в грудь оглушают, и я, цепляясь за воздух, лечу во тьму…

Выныриваю из сна и хватаю губами воздух.

Дарина держит меня за плечи, смотрит в лицо, стискивает губы до тонкой кривой. Она растрепанная, измазана.

— Марк пришел за тобой, но…

Уводит взгляд и мотает головой, рассыпая светлые волосы по плечам. Замечаю рубленую рану на тонком запястье.

— Что с ним?

— Кажется, почистили, — она накрывает ладонью увечье, и кожа медленно стягивается, а алый пепел сыпется на пол. — Игорь там был… Вика, это жуткая бойня… Просто, как котят.

Она затихает и не дает мне ее схватить, чтобы заставить признаться, что врет. Врет же! Отскочив, девушка отходит к стене и выглядывает через щель гардины на улицу. Качает головой и поворачивается ко мне.

— А что ты хотела?! — кричит Дарина и плачет. Стирает крупные слезы грязными ладонями. — Сначала нарывалась, не слушала, а теперь будешь горевать? Живи с этим! Все полегли. Все! Они же малыши против темных магов, как кузнечики для курей. Инмаги и светлые слабо обучены, да и потоки другие. Маттеры пощелкали их одной левой пяткой. Посмотри в окно, если мне не веришь! — и она машет в сторону. Тычет беспомощно пальцем в тонкий тюль, а он идет волнами. — Говорила бабушка, что нельзя с тобой связываться, что ты всю жизнь по острию ножа ходишь, и всех близких потащишь за собой, когда сорвешься.

— Он жив, я чувствую, — вскакиваю и хватаюсь за голову. Рву волосы, а потом быстро заплетаю в косу, чтобы не мешали.

Мир идет кругом, вертится и стягивается узлом в животе. Не успеваю добежать до ванны: меня выворачивает светлой жижей на дорогой паркет. Откидываюсь на пол, чтобы вдохнуть побольше воздуха, а в грудь льется кислота. Она заставляет меня скрутиться снова и поддаться новым спазмам пустого желудка.

Не знаю, что буду делать, если Марка больше нет. Я об этом не думала, когда злилась и горела. Я не смогу без него. Никогда не смогу. Даже если вытравлю из себя все чувства, мне нужно знать, что он цел и невредим.

— Знаешь, — Дарина приседает рядом, подает полотенце и стакан воды. — Вокруг таких, как ты, всегда много беды. Ты или воспротивься мраку или позволь себя удавить в зародыше. Иначе будешь свидетелем гибели всех, кого знаешь. Всех, кем дорожишь. Если дорожишь, конечно.

— Я ничего не сделала, — шепчу и обмываю лицо водой, прополаскиваю во рту и сплевываю в сторону.