Кукольная королева

…ты не мог её уберечь…

– Да.

…а рано или поздно – итог будет один, так не всё ли равно…

– Нет. Смерть есть плата за жизнь. Боль есть плата за чувства. За право быть людьми, быть – живыми. Умирая, мы помним жизнь, что прожили, и жизни, что подарили другим. За смертью боли нет, и чувств, что ранят, тоже, но там нет и другого.

…цена слишком высока…

– Нет. За наши слёзы и нашу боль нам сторицей воздаётся. Мы живём, страдая, и отдаём себя тем, кого любим. Отдаём любовью и получаем в ответ – любовь. И боль наша – от любви, когда теряем то, что не хотим терять. Как бы велика ни была цена, мы всегда получаем больше.

…но в твоём мире столько гнили, столько мрака, столько зла, несправедливости, грязи…

– Нет. Тени видны лишь на свету, зло неотделимо от добра. Боль – от счастья. Мрак – от солнца. И по пояс в грязи мы всегда можем найти красоту. То, к чему стоит стремиться, то, ради чего стоит жить.

Голоса шумели взволнованным прибоем темноты.

…время…

– Делать выбор.

Он разжал пальцы.

…тьма или свет…

…боль или покой…

– Жизнь или смерть.

…выбирай…

– Выбирай, Таша.

Ослепительный свет плескался перед ней.

Она обернулась. Тьма растворяла черноту его одежд, скрывала черты, размывала лицо: лишь глаза сияли небесной ясностью.

– Ради сестры, что ты любишь больше себя. Ради мальчиков, что готовы отдать за тебя жизнь. Ради матери, что не хотела бы тебе такого конца. Ради того, что связывает нас, – сказал он. – Останься. Идём со мной. Прошу.

Он смотрел на неё и ждал, пока впереди затягивал омутом вечный свет. Так близко, так заманчиво близко…

Она отвела взгляд от человека за спиной. Повернулась лицом к белому сиянию.

Она посмотрела на свет, впитывающийся в её зрачки.

А потом шагнула назад.

Всего один шаг – но почему свет тут же отдалился, так быстро, так стремительно, обернувшись крохотной точкой во мраке…

Свет исчез вместе с голосами, оставив её в тихой, непроглядной, абсолютной тьме. Чьи-то руки коснулись плеч: тёплые, живые. Она прижалась к человеку за её спиной, широко раскрытыми глазами вглядываясь в черноту – когда услышала ещё один голос. Ломкий, чуть дрожащий, очень далёкий мальчишеский голосок.

Не бесплотная часть многоголосья. Не вкрадчивый потусторонний зов.

– О чём молить тебя, чего просить у тебя…

Он доносился – неожиданно – снизу. Из темноты под ногами, обернувшейся бездной.

– Посмотри мне в душу и дай ей то, что мне нужно…

Они стояли на краю воздуха, над бесконечной пропастью, теряющейся во тьме.

– Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнёт горя…

– Готова? – спросил он.

Она кивнула, без слов поняв, к чему – и сделала шаг вперёд.

– Услышь же меня, Пресветлая, в час нужды…

Она летела вниз, вниз, не то падая, не то паря. В какой-то момент поняла, что смотрит на свет, горящий впереди – не пронзительную бесстрастную белизну, что манила за грань, а мягкое золото солнечного луча. Свет надвигался плавно и стремительно, замещая тьму, заполняя собой всё: вот уже совсем близко, вот сейчас они упадут в него, сейчас…

…свет дрогнул, мигнул, уменьшился в размерах, из всеобъемлющего став ярким квадратом с размытым вокруг разноцветным сиянием, – и Таша осознала, что уже никуда не летит, а лежит и смотрит на витражный светильник, горящий на тумбочке.

Понимание, что ей не хватает воздуха, пришло с запозданием. Одновременно с тем, как вернулась память, заставив вдохнуть так глубоко и жадно, как никогда в жизни. Следом – услышать, как осекается на полуслове мальчишеский шёпот и звучит выдох, полный облегчения.

Краем глаза Таша увидела, как Джеми размыкает ладони, соединённые в молитвенном жесте. Поняла, что лежит на руках у Арона, который сидит на полу, прислонившись спиной к детской кроватке.

Не пытаясь встать, она проследила, как жизнь возвращается в серо-голубые глаза.

– Ты в порядке? – спросил дэй, как только взгляд его стал осмысленным.

Таша кивнула. Огонёк светильника мерцал в радужном мареве.

С чего она радуется и плачет, как дура?..

Арон всматривался в её глаза, будто искал в них что-то.

– Почему ты шагнула назад?

Таша сморгнула, и улыбка осветила её лицо.

– Ради всего, о чём ты мне напомнил. – Она вдохнула, понимая, как это сладко: просто снова дышать. – И потому что за таким, как ты, пойдёшь даже за край света.

* * *

Он бросил зеркальце на стол, и эхо исказило звонкие хлопки его аплодисментов.

– Браво, браво, – изрёк он. – Я почти прослезился.

– Это было рискованно, господин, – в голосе Альдрема слышался даже не намёк на осуждение: призрак намёка. – Она ведь действительно могла умереть. Она уже умерла.