– Что ж, – молвил Арон с холодной иронией, – полагаю, в таком случае нам не остаётся ничего, кроме как подчиниться… Ваше Величество.
Таша почти вздрогнула.
Алексас посмотрел в окно, за которым хмурилось небо, готовясь разрыдаться летним ливнем.
– Одно радует, – криво улыбнувшись, произнёс он. – После такого Норманы будут должны нам очень,
Глава четвёртая
Маски, которые мы разбиваем
– Брат-близнец – это, конечно, прекрасно, но, откровенно говоря, мне всегда не хватало младшей сестры, – мечтательно проговорила Элль, начёсывая Ташины волосы костяным гребнем, переплетая пряди визжащими под булавками чёрными лентами. – А мама считала, что раз Богиня подарила ей двойню, то она не готова проходить через тяготы беременности снова. Заботы о делах округа и так отнимали у неё много времени… Эй, не вертись!
– Ты мне кожу содрала, – простонала Таша, полными слёз глазами глядя в окно своей башни.
– Красота, как известно, требует жертв.
– Но желательно, чтобы в конечном счёте жертва всё же осталась жива!
Две служанки, ползая по полу, прямо на Таше подшивали юбку; третья натирала воском туфли, намереваясь довести кожу до зеркального блеска. Гости давно уже собрались в бальном зале, но Таша пока не видела ни одного – они с Норманами единодушно сошлись во мнении, что без крайней необходимости говорить с посторонними, наводнившими Клаусхебер, ей не стоит. А крайне необходимо ей будет перекинуться с ними словечком лишь на самой церемонии да на торжественном приёме, организованном в честь совершеннолетия близнецов; так что последние два дня Таша провела в башне, наблюдая сквозь оконное стекло, как к замку съезжаются чужие экипажи, а слуги и подвизавшийся им в помощники Джеми развешивают в саду бумажные гирлянды. Послебальный ужин решили устроить на свежем воздухе: так гости смогут одновременно насладиться вкусом изысканных яств и зрелищем грандиозного фейерверка.
Откровенно говоря, не особо ей и хотелось выходить. За дни, минувшие с исчезновения призрака, Клаусхебер наводнили не только гости, но и вернувшаяся прислуга, и Таша не была уверена, что пустой замок не нравился ей больше.
– Вот и всё. – Придирчиво поправив одну из лент, Элль стряхнула невидимые пылинки с Ташиной юбки, расшитой серебристыми нитями и каплями горного хрусталя. Её собственный наряд был бирюзовым, отделанным золотом и мелкими сапфирами под цвет глаз; ради Ташиного облачения, затянувшегося дольше, чем рассчитывалось, она покинула бал, воспользовавшись перерывом, что отделял торжественные поздравления обоих близнецов с совершеннолетием от церемонии передачи наследия Леограну. – Скоро закончим.
Ташино платье широкими фалдами ниспадало до пола. Пока до пола: работа служанок и невысокие каблучки должны были сделать своё дело. Платье сшили из мягкого шелковистого бархата, с короткими спущенными рукавчиками, оголяющими плечи, но достаточно высоким лифом (во всяком случае, зеркальце он скрыл).
Оно было чёрным. А ещё оно было из шкафа Кэйрмиль. В любом платье Лавиэлль, которой Таша доставала лишь до плеча, она попросту утонула бы.
Это Элль решила, что платье должно быть чёрным. Как Таша ни боролась за право надеть дымковое белое, шёлковое жемчужно-серое или атласное сиреневое, она добилась только одного: понимания, что принявшая некое решение Лавиэлль Норман несдвигаема, как Дымчатый Пик.
– Туфли, – бросила Элль, когда подшивавшие юбку девушки привстали, торопливо обкусывая нитки. Третья горничная подсунула Таше начищенную обувь и принялась возиться с ремешками, которые застёгивались серебряными пряжками. – Отлично. Спасибо, дорогие, не подвели. Свободны. – Дождавшись, пока служанки удалятся, Элль развернула Ташу лицом к напольному зеркалу, которое лишь пару часов назад заняло место у одной из стен. – А теперь попробуй сказать, что я зря настаивала на чёрном.
Таша посмотрела в стекло, обрамлённое резным деревом.
Незнакомку в зеркале хотелось назвать статной. Изящной. Наверное, даже красивой. Чёрный бархат оттенял белизну кожи, высокая причёска подчёркивала сердцевидную форму лица. По контрасту с лентами цвета ночной мглы волосы отблескивали старым золотом.
Это золото было единственным, что отличало её от зазеркальной тени, лицо которой едва не стало для Таши лицом смерти.
– Знаешь, что мне напоминает твой взгляд? – выждав достаточно, чтобы понять, что ответа не будет, выговорила Элль. – Альвийского Королевского Охотника. Который смотрит на человека, забредшего к заповедному озеру Ламанмир, и прикидывает, подстрелить ли его для допроса или избавить от мучений стрелой в спину.
Таша смотрела на своё отражение, чувствуя, как её прошибает холод. И не только от осознания, что слова порождения Зазеркалья, в которые она когда-то отказалась верить, всё же были хоть отчасти пророческими.