Алексас, прихватив из комнаты свои сбережения, отправился в конюшню при трактире – покупать лошадь. Благо цверги понимали, что свежий отдохнувший конь может понадобиться путникам в любой момент. Арон поднялся наверх, собирать их немногочисленные пожитки; Таше поручили объяснить ситуацию трактирщику и написать записку для сестры.
Казалось бы, самое лёгкое – но не настолько, как Таше хотелось бы.
– Прошлой ночью на тракте подстерегли торговый обоз. Верстах в десяти отсюда, – сказал господин Ридлаг. – Шёл в Камнестольный из Нордвуда.
– Ограбили?
– В том-то и дело, что нет. Товары не тронуты. Хотя обоз оказался непростой. Они в ящиках с фруктами «эйфорин» везли. – Посмотрев в её непонимающее лицо, трактирщик усмехнулся. – Это дурман. Порошок. Его в язык втирают, чтобы забыться.
– А…
– За такую партию можно было немало золота получить. Стража сперва и подумала, что это разборки торговцев дурманом, но те бы товар забрали. А тут просто вырезали всех, кто обозом ехал. Возниц, стражников, путников.
Таша медленно, медленно макнула кончик пера в чернильницу.
– И сколько… жертв?
– Пятнадцать, кажется.
Рука непроизвольно удлинила хвостик последней буквы в нервную закорючку.
Кажется, Таша подозревала, для чего кому-то понадобилось умертвить пятнадцать человек неподалёку от места, где остановилась она.
– Но, пожалуй, вы вовремя уезжаете, – буднично продолжил цверг. – О вашем найдёныше уже спрашивали.
Чернильная клякса жирным пятном расплылась на столешнице, когда Таша забыла донести перо до бумаги.
– Кто?
– Заходили сегодня… трое молодых людей. – Трактирщик не поднимал взгляда, но перо его в свою очередь замерло в одной точке. – Одеты хорошо, но неброско. Вооружены. Спрашивали, не видели ли здесь юношу, по описанию поразительно походящего на того, что привезли вы.
Кеары… Немного же времени им удалось выиграть.
– И что вы им сказали?
– Правду.
Ташины пальцы судорожно скомкали опахало письменного пера…
– Что я подданный Короля Подгорного, а не Его Величества Шейлиреара, – добавил цверг, – и даже если бы у нас таковой останавливался, мы сведений о постояльцах не даём.
…чтобы облегчённо разжаться.
– И они ушли?
– Предварительно повторили свой вопрос и подкрепили его парой золотых. Я взял. Отчего же не взять, раз дают? Поблагодарил и честно повторил свой ответ.
– Спасибо, – отложив перо, сказала она искренне.
– Да не за что особо. Советую только внимательнее присматриваться к людям, которых разыскивают подобные ребята.
– Не беспокойтесь. Уже присмотрелись.
Из-под тёмных кустистых бровей трактирщик следил, как Таша сжимает записку в чернильных пальцах.
– Счастливо, Фаргори-лэн, – сказал цверг. – Я рад, что вы с отцом смогли помочь Лин.
Мысок девичьего башмачка, уже готовый коснуться лестницы, настороженно замер.
– Наслышан я, что среди дэев немало целителей встречается. Да и вряд бы Лин так просто согласилась о вашей сестрёнке заботиться. Вот в благодарность за спасение дочери – другое дело. – Господин Ридлаг улыбнулся её растерянности. – Не волнуйтесь. Если кто меня спросит о вас или девочке, я тоже… скажу правду. Берегите себя, ладно?
Взбегая наверх, Таша думала, что в мире куда больше хороших людей и цвергов, чем кому-то может показаться.
Арон уже ждал, вскинув котомку на плечо, бросив на кровать Ташину сумку, готовую к новому пути. Таша выдвинула ящик тумбочки – просто на всякий случай (хотя наверняка чтецу нетрудно было подсмотреть в её воспоминаниях, куда она бросила мокрые вещи). Обнаружив ожидаемую пустоту, положила записку на стол.
Прежде чем вскинуть сумку на плечо, подошла к Лив.
Поправлять сестре одеяло не требовалось, но Таша всё равно это сделала. Убрала тёмные волосы с худого личика. На прощание коснулась губами детской щеки.
Прощание… слишком жуткое слово. Особенно для двух детей, которые прожили слишком мало, чтобы прощаться с кем-либо – тем более друг с другом.
– Я вернусь, Лив. – Согнув указательный палец, Таша подцепила им маленький пальчик сестры. Легонько потрясла безответную ладонь. – Обещаю.
Сцепив мизинцы, дети мирятся. Сцепив указательные – дают зарок, который не могут нарушить.
Комнату Таша покинула, не оглядываясь.
– А всё-таки – куда мы? – осведомился Алексас, пока двое коней поднимались по горной тропе.
Крепкий рембельский мерин, которым разжились братья Сэмперы, был мышиного оттенка и явно не чуждался меланхолии. Грубоватый широкий корпус компенсировали изящные ноги, покрытые длинной густой шерстью, и не тронутая ножницами волнистая грива. Копыта конь переставлял так уныло, будто всю жизнь пасся вольным единорогом на разнотравных альвийских полянах, но был похищен оттуда презренными людьми и впал в состояние глубокого безразличия по отношению к своей горестной судьбе.
– В горы, – ответил Арон.
Лица Алексаса Таша не видела, но поняла, что он закатил глаза.
– Смотрю, вы обожаете подтверждать очевидное. Или все вам подобные имеют привычку считать людей идиотами?