Тропа потихоньку становилась круче. Молчал ночной лес – редкий, из невысоких сосенок и затесавшихся пихт. Лунный свет заливал тропинку голубым серебром, выплавляя на ней тени всадников и коней.
Это помогало Таше не захлебнуться страхом, притаившимся на задворках сознания, терпеливо выжидавшим момента, когда луны погаснут и густая тьма возьмёт своё.
– При благоприятном стечении обстоятельств я надеюсь подыскать симпатичную, годную для ночлега, не занятую зверьём пещеру. – Арон направил Принца на узкую тропку меж выступивших скал. – Но сойдёт и ровная площадка.
– И когда за нами охотятся эти твари, вы уводите нас в абсолютно безлюдное место?
– Потому и увожу, что охотятся. Как вы могли убедиться, кэны убивают, не раздумывая. Если кто-то встанет у них на пути, пока они пытаются добраться до нас, это кончится плачевно.
Подъём действительно привёл к ровной каменистой площадке. Одной стороной она приткнулась к отвесной скале, с двух других укрылась нагромождениями валунов, а с последней открывала неплохой вид на предгорье. На краю виднелся лес, нить тракта вдали, сияние огней Приграничного, освещённая дорога к вратам. Таша подошла к самому обрыву, позволив ветру запутать волосы: он нёс терпкий запах хвои, смолы и пьянящий аромат ночной свежести. Небо дразнило недосягаемостью сумеречной выси.
Жаль всё-таки, что теперь ей не перекинуться в птицу без опаски, что небо откажется её отпускать.
Таша смотрела на королевство, стелившееся к её ногам. На пропасть, льнущую к скале, манившую пустотой, долгим полётом наедине с пряным ветром и летней тьмой.
Если бы у неё сейчас были крылья…
…или можно просто шагнуть вперёд? Полететь, почувствовать под руками ветер, вспомнить, каково это – когда есть только этот ветер, небо и ты. Стать свободной – от земли, от людей, от проблем, от жестокости, несправедливости, боли…
…не на короткий полёт в крылатой личине…
…всего один шаг…
– Таша.
Она вздрогнула. Обернулась.
Арон стоял прямо за спиной, чуть вскинув руку – так, словно готовился удержать её за плечо. От чего-то, что самой Таше сейчас казалось глупым и страшным.
– Не поможешь собрать веток для костра?
Слова прозвучали спокойно, дружелюбно. Будто человек перед ней не мог услышать, о чём она только что думала. Будто не произошло ничего, что стоило бы внимания.
Переборов желание оглянуться, Таша кивнула.
По отвесному скалистому склону, к которому притулилась площадка, трещиной пролегло маленькое ущелье, поросшее плющом и раскидистыми кустиками можжевельника. Выискивая среди них сухие ветки, Таша обнаружила родник: он бил прямо из скалы и уходил в неё же, исчезая где-то в плюще.
– Как бы эта капля камень не подточила, пока мы спать будем, – заметила Таша, когда они умылись и напились вдоволь, а Арон принялся складывать можжевеловый костерок. Вода была такой холодной, аж зубы ныли, чуть сладковатой – и невероятно вкусной.
– Раз до этой ночи не подточила, то сегодняшнюю точно продержится, – заверил дэй, завершая замысловатую конструкцию из веток. – Джеми, не подсобите?
Вместо ответа мальчишка пропел короткую фразу: мир отозвался на неё мурашками на коже и язычками пламени, разом охватившими можжевеловую пирамиду.
– Смотрю, вы со светом и огнём в принципе хорошо ладите, – сказала Таша, сев рядом с Ароном, протянув руки к костру. Дым пах пряностями, чем-то тёплым и очень летним.
– Свет и огонь – мои стихии, – буркнул мальчишка с неприязнью. Сел – так, чтобы между ним и «порождением Мирк» остался костёр. – Учитель всегда говорил. – Уставился на пламя, сплетавшее оранжевые язычки в сложную текучую виньетку. – Вермиллион Торнори.
Таша в вежливом недоумении посмотрела на него поверх огня. Но обращались не к ней.
– Его звали Вермиллион Торнори. Моего учителя. – Мальчишка сгорбился на жёстком камне – худой, нескладный, несчастный. – Я никогда не называл его по имени. «Учитель». «Магистр Торнори». Просто «магистр». Как угодно, только не «Вермиллион». – Тени взрослили веснушчатое лицо, прятали глаза, и было неясно, кому всё это говорится: Арону – или тёмной пустоте, подступавшей к границам их маленького круга тепла и света. – Он велел жить, пока не забудется его имя и не прославится наше. Но я не хочу, чтобы его имя забылось.
– Не забудется, – сказал Арон. – Он с вами, пока вы помните его.
Слова были простыми, безыскусными, избитыми. Но когда Джеми Сэмпер кивнул, тени на его лице стали чуточку меньше.
– Много вас было? В Венце? – спросила Таша, почти неожиданно даже для себя. – Тех, кто хотел свергнуть Шейлиреара?
По тому, как вальяжно мальчишка облокотился спиной на ближайший валун, вытянув ноги, стало ясно: ответит ей совсем не Джеми.
– Достаточно, – сказал Алексас.
– И у всех родные погибли Кровеснежной ночью?
Юноша склонил голову – с той вежливой, какой-то ускользающей улыбкой, которую Таша уже почти привыкла видеть на его лице, когда Алексас Сэмпер смотрел на неё. Словно в каждом её слове он считывал одному ему ясный юмор.
– Не совсем понимаю, к чему вы клоните.