– Что за дурость! – рассердился Моммсен, один из двоих ополченцев, что пришли со стражниками. – Я не воюю с бабами и детьми!
– А я говою: стъеляй!
– А я говорю: не буду!
– А мне плевать, – вдруг заявил второй аркебузир, снимая с плеча своё оружие. – Ежели эта девка мутит воду и никто её не знает, кто ж она, как не ведьма или шпанская шлюха?
– Я дам двадцать дукатов, если заставишь её замолчать!
– Как нечего делать. Готовьте ваши дукаты.
Толпа заволновалась, началось коловращение. Кто-то пытался проникнуть к ступеням ратуши и помешать, другие их отталкивали. Двое-трое затеяли вялую драку. С колокольни доносились приглушённые удары – это стражники пытались высадить крышку люка. Люди гомонили. Бенедикт смотрел на девушку снизу, ничего не видя без очков, только мысленно, по памяти, дорисовывая к расплывчатому силуэту на вершине колокольни лицо и фигуру. Белая ткань развевалась на ветру, пламя факела трепетало. Была холодина, а она стояла там в одной рубашке и даже не смотрела вниз. Тем временем восток налился кровавым, небо посветлело. Шпиль колокольни медленно розовел. Зерги расхохоталась, а в следующую секунду сорвала с себя рубашку и швырнула её вниз, оставшись в первозданной наготе. Толпа ахнула, со всех сторон раздались возгласы, крики, свист. Кто-то засмеялся, но тут же умолк. Бургомистр стал красен, как томат. Слов у него уже не было.
– Я Альбина! – крикнула Зерги. – Белая Стрела из Цурбаагена! Кто слыхал, тот знает – я не стала бы мараться, не будь всё это правдой. Послезавтра Лейден уйдёт под воду, хотите вы того или нет. А теперь, вашу мать, думайте, а я сказала всё!
Она раскинула руки и подняла голову, подставляя лицо солнечным лучам.
И в этот миг грохнул выстрел!
Толпа взорвалась криком. Бенедикт скорее угадал, чем увидел, как пуля ударила девушку в грудь, выбив алый фонтанчик. Факел вывалился из её руки и, рассыпая искры, полетел на мостовую.
– Чёрт! – изумлённо выругался стрелок, опуская дымящуюся аркебузу. – Я же хотел её только напугать!
А девушка, которая и так стояла на краю, повалилась вперёд.
Может, напряжение сказалось, может, что-нибудь ещё, только Бенедикт внезапно стал всё видеть чётко, ясно, различая подробности. Колдовство это было или морок, но ему показалось, будто тело Зерги как-то изменилось, стало гибким и тягучим, как живица. Время словно замедлилось, миг падения был долог, бесконечен. Тело колебалось, словно лист, люди так не падают. Тонкие руки раскинулись крыльями, потом будто в самом деле стали ими. Казалось, ещё мгновение – и воздух подхватит её, вознесёт в небеса, словно птицу… да она и была птицей – отчаянная и стремительно-опасная хищница… Бенедикт даже видел её в этом образе, только до сих пор не понимал, что ястреб на дозорной башне и она – одно и то же.
Но чуда не случилось. Только макушку колокольни тронули рассветные лучи: шпиль, шатёр – и всё. Ночная тень накрыла падающую фигурку девушки, послышался глухой удар, и наступила тишина.
Люди прянули назад, образовав широкий полукруг, и только Бенедикт остался на коленях у изломанного тела, глядя на хрупкие, ставшие по-птичьи резкими черты. С неба, словно хлопья снега, тихо опускались перья. Бенедикт только теперь увидел близко её амулет и распознал в нём наконечник арбалетного болта. Чуть ниже, прямо между маленьких грудей, зияла рана: пуля, видимо, прошла навылет. По брусчатке растекалась кровь. Дыханья не было, девушка была мертва. Безнадёжно и окончательно.
Бенедикт поднял голову и беспомощно оглядел горожан. Очки его разбились, все лица расплывались перед глазами, одно было не отличить от другого.
– За что? – прошептал он и закричал: – За что?! За что?! За что?!
И заплакал. Как мальчишка.
Толпа молчала.
– Не к добру это, – наконец сказал каменщик Мартин ван Доорн, отличавшийся обычно крайним недоверием и рассудительностью. – Не к добру. Сдаётся мне, что не врала девчонка… Не врала.
И все вокруг стали кивать.
Десант на дамбу высадился вечером. Мачту варяги сняли для пущей незаметности, устойчивости, и вообще – парусам у них доверия не было. Вёсла обмотали ветошью и замшей, и кнорр бесшумно прокрался вверх по течению. Шёл прилив. Царила темень: новая луна стыдливо спряталась, меняя маску, а заплаканный норд-ост пригнал туман и облака. Дождило. Волны с шумом били в берега. Сама природа сделала всё, чтобы часовые в эту ночь ничего не заметили.
Качаясь на волнах, подобно утке, кнорр прошёл полосу прибоя, легко, как на салазках, въехал на песчаный берег, и