Кукушка

– А где доказательства? – раздался голос из толпы. – Я сам видел, как он лечил людей!

– И я видел!

– И я!

– Мы все это видели! Двоих или троих он поднял на ноги, когда они уже не откликались. Колдун должен вредить, а не помогать людям!

– Отпусти монаха!

Рожа Киппера налилась багрянцем.

– Молчать, крысиное отродье! – завопил он. – А вы, герр командующий, уж не сомневаетесь ли и вы в решении Святой Церкви?

Португалец поджал губы, нахмурился и повернулся к «брату Якобу».

– Отвечай как на духу, – рявкнул он, – ты монах?

Человек в рясе поднял взгляд и покачал головой.

– Монах или нет?!

– Нет, – ответил тот. – Но я хочу помочь.

Да Сильвестра побагровел и сделал знак аркебузирам:

– Увести!

* * *

Рынком для солдат служили полоса земли вдоль реки и циклопические развалины каменной пристани. Фургоны маркитантов и торговцев стояли впритык, и, пройдя вдоль них один раз, можно было купить всё, что угодно, – от табака и шнапса до новой портупеи и свинца для пуль. Место было выбрано удобное: сюда вела дорога, по реке могли спускаться баржи, кусты неподалёку служили удобным укрытием, если возникла нужда, а с пристани солдаты повадились кидать пустые бутылки. Трава здесь была вытоптана начисто ещё с весны, на реке в любое время болтались чайки, качались на волнах, хлопали крыльями, вопили и дрались за объедки. На северной стороне был ещё один передвижной рынок, а на юге – третий и последний. Ещё с десяток фургончиков одиноко притулились где-то между, там и сям, но то была рискованная игра – в подпитии безденежный ландскнехт вполне способен дать по шее, если не нальёшь, и гуртом отбиваться сподручнее, тем паче если ты женщина. Исключение составляли два германца, Хорст и Хессель, – эти ежедневно объезжали ближние позиции, спасая от ран и похмелья тех, кто не мог передвигаться после вчерашнего.

Поначалу Ялка пугалась такого количества народа, сторонилась всех и прятала лицо. Потом привыкла, хотя до сих пор вздрагивала при звуках испанской речи. Солдат было столько, что их лица не запоминались, и она не привлекала взглядов. В самом деле, кого заинтересует стриженая девка на сносях, когда вокруг передвижные бордели, а жалованье выплачивают регулярно? Она повязала голову платком, надела чепец и помогала старой маркитантке, уже не таясь: развешивала крупы, резала окорока и присматривала за супом. Михель выполнял тяжёлую работу – помогал разгружать прибывающие баржи, переставлял корзины и ухаживал за лошадьми. Дни текли, как вода, и оба уверились в некоторой безопасности.

Убитый пятачок земли поблизости облюбовали музыканты, по вечерам оттуда слышались звуки дудок, грохот rommel-pot, пение, смех и пьяная ругань. Так было каждый день, но не сейчас, когда после ночного боя наступило туманное утро. Гёзы были разбиты и загнаны обратно, но победа далась нелёгкой ценой. Да и странной была эта вылазка – яростной и какой-то бесцельной. Со всех сторон доносились ругательства и стоны раненых. Скрипели телеги, увозящие трупы. Солдаты стягивались к повозкам маркитантов и выстраивались в очереди. Вино и водка уходили в ужасающих количествах, и это было понятно, ибо что способно утешить раненого воина, как не старый добрый spiritus vini? Шли они также и за снедью – ночью никто не готовил еды, а если и готовил, всё было растоптано и опрокинуто в горячке боя. Мамаша Кураш специально по такому случаю наварила громадный котёл своего особого густого супа с мясом и картошкой; большая миска стоила один патар. Суп варили непрерывно, добавляя свежие продукты по мере его убывания. Разливая дымящееся варево, Ялка и увидела Фридриха – тот наведывался из лагеря бродячих музыкантов несколько раз в день, покупая выпивку и снедь и принося известия. Вот и сейчас, когда народ немного рассосался, он остался, чтобы сообщить девчонке важную новость.

– Церковники здесь! – выпалил он, улучив момент, когда вокруг никого не было.

– Какие церковники? – рассеянно спросила Ялка, снимая пену с варева. В последнее время она соображала несколько медленнее, чем обычно. Хозяйка фургона сказала ей, что это из-за беременности. «Крови-то в тебе – одной едва хватает, а надо на двоих, вот голове и недостаёт, – объяснила она. – Не думай об этом. Родишь – всё пройдёт». Ялка не думала.

– Те самые. Испанский поп и его стража. Уже всё забыла?

Ялка почувствовала, что слабеет, и села на бочонок с водкой.

– Как они нас нашли?

Фриц помотал головой:

– Да никто нас пока не нашёл! Они не знают, что мы здесь, я спрашивал. Они вообще не за нами пришли, у них какая-то другая надобность.

– Какая?

– Я думаю, они ищут Лиса.

– Лиса? – непослушными губами спросила Ялка. Кололо сердце, язык едва шевелился. – Так, значит, это был не сон…

– Какой сон? Ты тоже видела его?

– Нет, только слышала… Постой-постой, что значит «тоже»? – Она схватила его за плечи и развернула лицом к себе, заглядывая в глаза. – Ты его видел? Где? Когда?

– Вчера ночью, – взбудораженно заговорил мальчишка. – У испанцев умирал один парень, его ранило, он пролежал три дня и стал кончаться. Но пришёл монах с собакой и сказал, что вылечит.