– Чего скрывать, была вражда Никитушка промеж князей наших, – ответил ему Захарий. – Каждый их них хотел первым быть и Русью править. На первородство своё ссылались в борьбе за власть, а про саму Русь, про народ русский думать забыли. Опомнились они Никитушка и за головы хватились, только когда Мамай грозной тучей над землёй нашей завис. Всё как на Руси ведётся: Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Ты думаешь, случайно они опоздали на помощь Мамаю подойти? Нет, Никитушка, не случайно. Мне лично князь Олег говорил, что он не Иуда Мамаю служить. Ягайло я не знал и не видел ни разу. Что он думал в тот момент, я не ведаю, но если бы ты знал, если бы ты видел, сколько мужиков Литовских, Брянских, Смоленских, Витебских и Рязанских в Главном полку состояло, ты бы как и я поверил, что не случайно помощь Мамая опоздала. Более того Никита, вспоминая то время, я всё больше и больше склоняюсь к мысли, что случись беда и разгроми Мамай нашу рать, не дошёл бы он до Москвы. Не позволили бы полки Ягайло Мамаю далее в Русь продвигаться! Встали бы они на его пути и бой приняли. А случись бы и им нашу печальную учесть разделить, полечь в бою, то полки князя Олега их бы место на поле брани заняли. Так – то вот Никитушка, ибо в первую очередь поднялись на борьбу за землю отцов не князья наши, не бояре и прочая белая кость, а весь русский народ. Народ добрый в своей мужицкой сути. Народ, который всегда помогал другим народам. Народ, с которым лучше дружить, ибо если великому терпению народа придёт конец, если кто-то будет попирать его достоинство, то кто тогда устоит, когда он возьмёт в руки оглоблю и будет беспощадно гнать врага до его логова, где и вобьёт осиновый кол в его могилу.
Помню кузнеца-бородача из Суздаля и трёх его сыновей. Я тогда к ним прибился на ночь. Кузнец всё Бога поминал, а сыновья скоморошничали, чтобы, значит, спрятать своё волнение. То над одним братом подшутят, то над другим.
-Будя вам баловать, – серчал на них отец.
Он переживал за них, но виду не казал, а всё вторил:
-Как зарубимся, робята, гурьбой держитесь. Плечо к плечу. Ты, Никола, и ты, Василий, за Кузьмой – то зорко приглядывайте. Младший он среди вас и неразумный ещё. Коли мы вместе – никто нас не побьёт. Вместе же и батьку побить можно.
-Тебя побьёшь, – гоготали они, – токмо, если всей слободой на тебя навалиться. Когда ты пьяный и связанный. Или мамку с бабушкой на тебя пустить, только они одни и могут с тобою справиться.
-Будя баловать-то, – улыбался кузнец и тут же строил сурьёзное лико, – плечо к плечу, робятки, держитесь. Что мы матери, скажем, коль потерям кого? Вместе ушли от неё, вместе и вернуться должны. …Видел я их Никитушка, когда по полю ходил после битвы… Все четверо рядышком лежали убиенные. Гурьбой, плечо к плечу, как батюшка учил, а вокруг тьма ордынцев побитых…Огляделся я, Никитушка и мне стало ясно, как смерть они приняли. Первым младший погиб – Кузьма. Он лежал на спине и его взгляд был устремлён в небо, а на лице застыло удивление, словно он не верил, что уже умер. А лица его братьев выражали великий гнев. По всей видимости, смерть младшего брата пробудила в них такую ярость к врагу, что ордынцы валились от их ударов снопами. Жалко ребят. А взгляд отца, богатыря русского я не видел, он на животе, лицом вниз лежал. Руки его были раскинуты в стороны, словно он хотел прикрыть и защитить ими сыновей от ударов врага. Долго не могли его взять ордынцы. Кровью ордынской, с ног до головы богатырь был залит, словно он их зубами рвал. Его кольчуга от многочисленных ударов разошлась в нескольких местах, шлем был прогнут на затылке, а меч выщербился от костей противника. Окружили его. Ему бы отойти со всеми, но он не захотел оставлять тела сыновей. И только подло, со спины, его убили сильным ударом копья под лопатку. Умирать буду Никита, их вспомню, героев земли русской.
… Так и прошла ночь, а утром туман густой упал. В шаге ни зги не видно. Тут опять Пересвет нашей рати услугу великую оказал. У ордынцев – то, как заведено, было? Когда рати сближаются, их искусные лучники начинают обстрел противника. Тысячи и тысячи стрел, словно тучи тёмные, взвиваются в воздух, и не было никому спасения от этих калёных жал. Кольчуги не могли сдержать эту заразу, латы насквозь пробивались. Ещё и битвы не было, а треть войска побита, а треть поранена.
Как только посветлел восток, Пересвет обратился к Дмитрию Ивановичу: – Княже, посмотри, какой туман опустился на войско наше. Видимо сам Бог нам в помощь. Прикажи передовым полкам без промедления перейти в атаку! В тумане противник нас не видит и не сможет применить свои дьявольские луки. Многие жизни, княже, спасём этим. А может и исход битвы. Решай!
-Спаси, боже, люди своя! – помолился Дмитрий Иванович и отдал приказ наступать.