Куликовская битва. Одна строчка в летописи

  А с караваном-то дьякон Фёдор хорошо придумал: никакой задержки не было. Поверили басурмане, что я из охраны каравана. Перед Казанью, вечером, моргнул мне Андрей Залядов, и растворился я в темноте. По ночам старался ехать, чтобы не угодить супротивнику в руки.

   -А разбойники, деда? – С любовью заглядывая в глаза деда, спросила правнучка Мария,– как же ты их-то, нехристей минул?

   -Встречались души тёмные, – распрямив плечи, ответил Захарий, – пять или шесть раз за всю дорогу. Да только внученька, где им с соглядатаем самого князя справиться? Как рубану, Машенька я мечом, так пять-семь лиходеев зараз валятся, а, то и десяток, если поднатужусь. Силой меня Бог не обидел, а коня, что дьякон Фёдор дал, никто догнать не мог. Птица, а не конь!

  Ефросинья в этом месте рассказа всегда укоризненно качала головой, подозревая мужа в злостном хвастовстве, а дети поднимали радостный визг и наперебой лезли целовать деда.

  Ну, а у Владимира-града, я уже и не хоронился, перецеловав внуков, продолжил Захарий, – сам к дружинникам охранным подъехал.

– Ведите к воеводе, – говорю, – да побыстрей. Гонец я и спешу очень в град стольный.

  А они ребята понятливые. Видят с дальней дороги человек, ну и проводили без задержек ко двору воеводы.

   -Кто такой? – спросил он меня грозно, – откуда и куда путь держишь?

   -Гонец князя Дмитрия Ивановича Захарий Тютчев. Из Орды путь держу, из Сарая Берке. В Москву мне необходимо. Коня бы сменить и охрану мне надобно.

   Пригласил он меня в избу, накормил, и спать хотел уложить, только я супротивничал.

   -Покушать можно, – ответил я ему, – а спать недосуг. Поверьте на слово воевода, дело не терпит задержки. Любая проволочка может князю дорого стоить.

   Понял он, что дело сурьёзное, позвал дружину надёжную и наказал им:

   -Свезёте гонца в Москву. Да чтобы волоска с его головы не упало. Жизнями своими отвечаете за его безопасность.

  А с такой дружиной, что не ехать? И глазом моргнуть не успел, как Москва родимая, на радость душе моей, церквями замаячила посреди полей и перелесков.

   В Москве передал я всё, что мне наказано было, слово в слово Семёну Мелику. Выслушал он меня со всем вниманием, вопросы разные поспрашивал. Проверял видимо, не засланный ли я ордынцами человек. Поверил мне. Сразу лицом хмур стал. Спасибо сказал за службу верную, а сам к князю поспешил. Я же полетел до дому, но не успел и Фросю с маманькой облобызать, как дружинники Князя Великого по душу мою примчались. Назад, к князю кликнули…

   В этот момент на дворе возник шум. Захарий прервал рассказ и ждал, кто и с какой новостью войдёт в избу. Шум нарастал и наконец, в горницу вбежала взволнованная жена старшего сына:

   -Батюшка, батюшка! Дружинники князя Василия по твою душу прибыли. К Князю кличут. Прямо сейчас.

   Вслед за ней на пороге появился дюжий дружинник. Придерживая рукой саблю, он расправил усы, низко поклонился Захарию и произнёс:

– Захарий Иванович, князь Василий Дмитриевич челом тебе бьёт и просит милостиво прибыть к нему в палаты без промедления. Собирайтесь.

   -Что, старая, – выпятив грудь колесом, воскликнул Захарий, повернувшись к жене,– не ты ли говорила, что для службы я уже стар? Князь меня кличет! Послужу ещё отечеству! Встану с князем рука об руку против врагов земли русской. Где моя сабля? Василий, седлай Гнедка, живо.

   Дружинник заулыбался, глядя на боевого деда и, состроив серьёзное лицо, произнёс:

   -Саблю бы не надобно, да и лошадь седлать погодите. Телега ко двору подана, с соломой и подушками. Как приказано, с великим почётом довезём до палат княжеских.

   -Я, старый рубака – да на телеге? К самому князю Василию Дмитриевичу да на подушках? – возмутился Захарий, – боитесь, что упаду? Да я вас, молокососы, еще десять раз на Масленице обскачу. Василий! Седлай коня, я сказал.

   В избе поднялся переполох, и все принялись прихорашивать Захария. Шуточное ли дело, чтобы простого купца, к самому князю, в палаты покликали. Наконец, вся гурьба вывалила во двор. Как не уговаривал дружинник деда Захария ехать в телеге, тот ни в какую не согласился. Не послушался он и жену.

   -В телегу сядь, Захарушка, – просила Евдокия, – упадёшь с коня-то и расшибёшься.

– Негоже Фрося воину на подушках, как размазня из киселя овсяного к князю являться, – успокоил её Захарий, – есть ещё пока силы с конём горячим справиться, постоять за отечество и седины свои не посрамить. Уводи деток в избу, чай не май месяц, просквозит ещё ненароком.

   Сыновья помогли ему взобраться на Гнедка, а стражник кивнул своим товарищам и они подъехали с двух сторон вплотную к Захарию, чтобы он нечаянно не свалился с лошади. Так и тронулись с места.

   -Деда к великому князю покликали, деда к великому князю покликали, – на всю слободу гордо орали бежавшие вслед правнуки.