Куликовская битва. Одна строчка в летописи

   -Да? Ну… так это тебе, Фросюшка, сослепу в темноте-то померещилось. То видимо я о порог запнулся, вот и поддержали меня дружинники. Ты же знаешь, я меру завсегда чувствую.

   Захарий встал, поправил на боку саблю, сверкающую всеми цветами радуги и направился к двери.

   -Куда ты, старый? Ложись, отдохни, – приказала Ефросинья, – сейчас рассола капустного Игнат принесёт. Я его к сватье послала, принести тебе на похмелье. Наш-то рассол совсем закис. Одна плесень только и осталась в кади.

   -Пойду внуков посмотрю, как бы, сорванцы, не передрались, – ответил Захарий и добавил, – а Игната с рассолом, я во дворе перехвачу.

   -А саблю – то зачем с собой тащишь? – Заволновалась Ефросинья, – повесь на стену. Не ровен час обронишь где-нибудь такую красоту. Или украдут у тебя.

   -Дак, внучки пусть посмотрят на подарок князя их деду, – ответил Захарий и поспешил выйти из избы, боясь, что жена заставит оставить саблю в доме.

   Ефросинья заулыбалась. Она знала, что Захарий под старость стал любить похвастать, и, наверняка, сейчас он обойдёт всю слободу, и всем встречным будет хвалиться подарком самого князя Василия.

   Ефросинья не любила этого, но сейчас подумала: – Пусть похвалится сокол мой ясный, чай заслужил.

   Через несколько дней к ним постучался молодой монах. Вошедши в избу, он поклонился и замер, удивлённый воинственным видом Захария, прогуливающегося по избе с саблей на поясе.

   -Мир дому вашему, – наконец выговорил он, не отводя глаз от сабли.

   -Мир и тебе, добрый человек, – ответила Ефросинья и добавила, – не обращай внимания на саблю, дед наш, как дитя малое никак натешиться не может подарком князя.

   Монах замялся, а потом, поклонившись ещё раз, промолвил:

   -Захарий Иванович, князь Василий Дмитриевич отдал волю свою занести в летопись всё, что вы знаете про его батюшку Великого князя Донского и про Мамая-разбойника. С тем и пожаловал я по велению митрополита Московского.

   -Кличут-то тебя, как? – весело спросил Захарий, явно польщенный такой честью.

   -Никитой.

   -Присаживайся, Никита, за стол, сейчас моя хозяйка, Ефросинья Алексеевна, квасом с редькой тебя угостит, а потом и толковать будем.

  Как Никита не отказывался, Захарий настоял на своём и, пока Никита ел, он выпроводил любопытных правнуков во двор и стал рассматривать монаха. На вид ему было лет девятнадцать. Среднего роста. Волосы, подстриженные под горшок, были русого цвета, а большие глаза цвета безоблачного неба светились любопытством и добродушием. На нём было одето чёрное рубище до самых пят подпоясанное куском верёвки.

   Поблагодарив Ефросинью за хлеб и соль, Никита открыл свою сумму и достал оттуда дощечки, покрытые воском, и острые палочки.

   -Записывать буду, – пояснил он, – а потом мужи учёные выберут из моих записей то, что сочтут нужным и внесут в летопись для потомков наших.

  Вышедшая из светёлки внучка Любава опешила, увидев чужого человека в избе, засмущалась и шмыгнула назад в светёлку.

   Разговор явно не клеился. Всегда охочий рассказывать за жизнь Захарий сегодня, словно язык проглотил. Он стеснялся.

– Что ты, батюшка, мычишь, да не телишься, – укорила его Ефросинья, – к тебе человека прислали записать твои рассказы, а ты словно воды в рот набрал.

– Так дело – то сурьёзное, тут думать надобно, что сказать,– ответил Захарий, – а то попадешь как кур во щи, стыда не оберёшься. Те же бояре на смех поднимут.

   Никита, увидев его затруднение, решил как-то помочь Захарию начать разговор.

– Захарий Иванович, а Пересвета вам доводилось видеть? – спросил он.

  Вопрос попал в цель.

– Александра Пересвета? – тут же загорелся Захарий, – да кто же его, богатыря русского, не знал в то время? Чистый Илья Муромец! Царство ему небесное. Знамо дело, встречал. Он из бояр был, из Брянских, воевода. Страсть был умён в ратном деле. Где Пересвет полки поставил, там всегда супротивника били. Любил его наш Дмитрий Иванович, а Пересвет ему верным слугой был.

   -Вот как? – удивился Никита, – чудны дела твои Господи! А в летописи я этого не видывал, по летописям-то он инок, при Троицком монастыре состоял. Как же так, Захарий Иванович, Пересвет воеводой был или таки монахом?

   Помолчав ещё немного, как бы собираясь духом, Захарий начал рассказ:

– Беда с ним приключилась. Пьянка его подвела, будь она не ладна! Чисто русское наказание Божье. Года за три до Куликовой битвы пришёл на земли нижегородские татарский царевич по имени Арапша. Дмитрий Иванович уже тогда силу свою знал и воспротивился Орде чумазой. Послал он в помощь Нижнему Новгороду полки свои московские, а Пересвета воеводой назначил. Невелик был Арапша силой, и усмирить его князь хотел, да только позор через пьянство непомерное полки русские для себя нажили. Он, Арапша, сказывали, зело мал ростом был, но воин матёрый. Схоронился он в лесах мордовских, словно в степь ушёл, а сам, душа коварная, соколов наших стерёг.