Царь получает благословение митрополита, отправляет свои войска в Коломну (что было значительным отклонением от прямого пути), посещает Троице-Сергиев монастырь, молится перед иконой Богородицы, бывшей на Куликовом поле. Не случайно при войске Ивана IV Грозного находились «животворящий крест» и икона Богоматери, «иже бе на Дону» у великого князя Дмитрия Ивановича. Иван IV Грозный не просто сам повторяет поступки своего прапрапрадеда, но и заставляет окружающих следовать ему. Показательно, что в Троице-Сергиеву обитель он отправляется вместе со своим двоюродным братом («Сам же государь царь и великий князь поиде з братом своим со князем Владимиром Андреевичем к живоначальной Троице и ко преподобному Сергию») — т. е. ведет себя так, как это делали в «Сказании о Мамаевом побоище» Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич. Старицкий князь — полный тезка героя 1380 г. Царь, как и великий князь Дмитрий Иванович, порывается вступить в сражение в первых рядах («Слышите, князи и бояре, и воеводы и все людие, первое слово, иже рех вам: ни усумнится ни един вас ехати ко граду без моего ведома и повеления, егда же аз повелеваю, тогда постражите по православной вере до конца… яко же бо нам сам хощу пострадати за святыя церкви и за християнство и за свое отечество не токмо до крови, но и до смерти»[1189]), вынуждая окружающих его бояр удерживать его.
В честь преподобного Сергия Радонежского, благословившего московского князя на битву с Мамаем, была возведена церковь в Свияжске — русской крепости, построенной у самого сердца Казанского ханства. В этом храме свершались в период казанского взятия чудеса[1190]. Из основанной преподобным Сергием Троицкой обители к войску царя Ивана IV Грозного приходят именно два инока. Это рождает ассоциацию с Пересветом и Ослябей. Как некогда князю Дмитрию накануне Куликовской битвы святой Сергий послал благословенную грамоту, так троицкие монахи передали Ивану IV Грозному икону, на которой изображено видение преподобного Сергия, просфору и святую воду. В благодарственной молитве к святому царь прямо ссылался на пример 1380 г.: «Ускори ныне на помощь нашу и помогай молитвами си, якоже иногда прадеду нашему на Дону на поганого Мамая»[1191]. Возможно, с воспоминанием о Мамаевом побоище было связано и явление преподобного Сергия в Казани накануне штурма города[1192]. Не случайно и то, что Дмитрием (в честь Дмитрия Ивановича) царь называл своего первенца, родившегося в дни казанского взятия[1193].
Иван IV Грозный вспоминал «достойного хвалы великого государя Димитрия, одержавшего за Доном великую победу над безбожными агарянами» в своем послании к князю Андрею Михайловичу Курбскому[1194].
Значимость событий 1380 г. для русских людей XVI в. хорошо видна и в отношении к реликвиям Куликовской битвы. Так, в походах на врага (казанцев и ливонцев) использовались икона Пресвятой Богородицы[1195], именуемая Донская, и хоругвь[1196], которые, по преданию, побывали на Куликовом поле. Особое почитание получила Донская икона после отражения набега крымских татар на Москву в 1591 г.[1197] Тогда же была упомянута и еще одна реликвия Донского побоища — трофейная чаша «словет Мамай»[1198].
Характерно, что именно с XVI в. Дмитрий Иванович Московский получает прозвище Донской, отмечающее Куликовскую битву как основной жизненный подвиг князя. Это прозвище, как говорилось выше, впервые встречается в сообщении о чуде, свершившемся в Архангельском соборе Московского Кремля. Затем оно наблюдается в приписке к Никоновской летописи в списке Оболенского, относящемся к 1561–1566 гг.[1199] или к 80-м гг. XVI в.[1200] Степенная книга, составленная в 1560–1563 гг.[1201], в сообщении о событиях 1525 г. также именует великого князя Дмитрия Донским[1202]. В составленном около 1575 г. Шумиловском списке Никоновской летописи под 7016 г. в рассказе о перезахоронении князей в новом Архангельском соборе Донскими названы два князя — Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич[1203]. Характерно, что в росписях Архангельского собора 1564–1565 гг. великий князь назван еще просто Дмитрием Ивановичем.
В это время также появляются изображения Дмитрия Ивановича. Его образ помещен среди других защитников православия от иноверцев на иконе Церковь воинствующая[1204]. Есть он и среди предков московского государя в росписях Архангельского собора, созданных в 1564–1565 гг. Хотя фрески XVI в. не сохранились, мы можем утверждать это с достаточной степенью уверенности, поскольку дошедшие до наших дней росписи Архангельского собора в 1666–1667 гг. лишь возобновляли прежние фрески[1205]. В конце XVI в. были предприняты и первые попытки передать зрительный образ событий 1380 г. Именно в это время были созданы миниатюры «Лицевого летописного свода»[1206] и миниатюры лицевого «Жития преподобного Сергия Радонежского»[1207], которые отражали и события Куликовской битвы.